Святые в истории. Жития святых в новом формате. IV–VII века
Шрифт:
В одном из писем Василия Кесарийского есть замечательный образ, который повторится и у его брата Григория Нисского, – о том, как ручные голуби приманивают диких голубей.
«Когда занимающийся этим промыслом добудет в свои руки одного голубя, делает его ручным и приучает есть вместе с собою, а после того, намазав ему крылья миром, пускает летать на воле с посторонними голубями. И благовоние этого мира делает все вольное стадо достоянием того, кому принадлежит ручной голубь, потому что прочие голуби привлекаются благоуханием и поселяются в доме» (Василий Великий. Письмо к матери Дионисия).
«С тою целью, чтобы и ты взлетел с ним на высоту и занял то гнездо» – а это уже из послания Григория Нисского (Епископу Авлавию).
Должно быть, имеющая большое влияние на братьев Макрина и была в тот момент для них таким ручным, намазанным благоуханным миром веры голубем.
Вскоре Василий принял крещение и отправился в пустыни Египта и Палестины, чтобы своими глазами увидеть жизнь прославленных отцов-пустынников. Особенно долго он задержался в знаменитых общежительных монастырях Пахомия Великого.
Теперь нам трудно представить монашеские поселения IV века в пустынях – это были целые города, населенные людьми, ищущими Бога и спасения.
По сведениям историков, к концу IV столетия только в Египте существовало приблизительно пять тысяч монастырей и небольших монашеских поселений, не считая тех, что были в Сирии, Палестине, Месопотамии, в горных областях Малой Азии. Блаженный Иероним описывает, что ко дню Пасхи в главный монастырь святого Пахомия из окрестных монастырей собиралось до 50 тысяч (!) монахов.
В монастыри приходили самые разные люди.
Много было неграмотных крестьян, которых обучали грамоте, чтобы они могли самостоятельно читать Новый Завет и псалмы. Некоторые иноки умирали, так и не узнав, что такое деньги, потому что никогда их не видели.
Но среди монахов было много людей образованных, знатного происхождения – они трудились в монастырских библиотеках, переписывали книги, преподавали, писали собственные богословские труды.
Вернувшись из поездки по египетским монастырям, Василий организовал свою общину в Понте, на землях, принадлежавших его семье, и написал сочинения «Подвижнические уставы подвизающимся в общежитии и отшельничестве» и «Пространные и краткие правила, изложенные в вопросах и ответах».
Внимательно изучив, несколько переработав и дополнив устав Пахомия Великого, он создал свой свод правил монашеской жизни.
В уставе, который теперь называется Уставом Василия Великого, есть одно важное отличие: монастырь там напоминает одну большую семью. В частности, говорится о необходимости заботиться о больных братьях, учить в монастыре детей, помогать из монастырских запасов нищим – все то, что было принято и в семье самого Василия.
Пещерные монастыри. Каппадокия, Турция.
«Нельзя не заметить в правилах Василия Великого мягкости и кротости – свойств, которые обыкновенно проявляются в отношениях отца к своим детям», – отметил русский историк Н. Примогенов, тщательно сравнив этот устав с правилами аввы Пахомия.
Григорий Назианзин, приехав в Понтийскую пустыню, видел, с каким энтузиазмом Василий вместе с иноками сажал и поливал деревья, заготавливал на зиму дрова, тесал камни для очагов, строил. Именно с ним Василий откровенничал в письмах о том, как бывает трудно ломать свои прежние привычки, привязанность к удобствам, гордость.
«Ибо хотя и оставил я городскую жизнь как повод к тысячам зол, однако же никак не мог оставить самого себя. Но похожу на людей, которые, по непривычке к плаванию на море, приходят в изнеможение и чувствуют тошноту, жалуются на величину корабля как на причину сильной качки, а перейдя с него в лодку или малое судно, и там страждут тошнотой и головокружением, потому что с ними вместе переходят тоска и желчь. Подобно сему в некотором отношении и мое положение: потому что, нося с собою живущие в нас страсти, везде мы с одинаковыми мятежами», – пишет он Григорию Богослову, прибавляя с нежностью в конце: «Таково мое тебе сказание братской любви, о любезная глава!»
В ноябре 361 года на сорок пятом году жизни император Констанций внезапно скончался от лихорадки. По свидетельству историка Аммиана Марцеллина, находясь в твердой памяти, он назначил своим преемником двоюродного брата Юлиана.
С первых дней правления император Юлиан заявил о своей принадлежности к язычеству, за что одни подданные будут называть его другом Зевса, а христиане – Отступником.
«И всюду жертвенники, и огонь, и кровь, и тук, и дым, и обряды, и гадатели, свободные от страха, и флейты на вершинах гор, и процессии, и бык, в одно и то же время удовлетворяющий потребности культа богов и трапезы людей», – с восторгом описывал язычник-ритор Либаний дни, когда к власти пришел Юлиан («Надгробная речь Юлиану»).
Но христиане не собирались участвовать в таком «празднике жизни».
Как раз примерно в это время Эмилия с Макриной покинули дом, в котором жили, отпустив всех своих рабов. С несколькими слугами они перебрались в уединенное имение на берегу реки Ирис в Понте.
«Отречение от внешнего начинается отчуждением внешнего: имения, суетной славы, привычек жизни, пристрастия к неполезному», – написано в разделе «О девстве» Устава Василия Великого. Его мать с сестрой в точности последовали этому правилу.
Друг Василия Григорий Назианзин, посетив женщин в их имении, был сильно впечатлен увиденным: «В отношении пищи и питья не было в общине никакого различия, как и в отношении келий или убранства и других потребностей жизни. Неравенство состояний, сословий, значения в прежней светской жизни здесь не оставляло никакого следа. Жизнь, которую они вели, была так свята, добродетель так высока, что не умею описать…»
Но еще больше его приводили в восхищение те внутренние изменения, которые он увидел у матери и сестры Василия: