Связь без брака – 2. Время олимпийских рекордов
Шрифт:
– Разбирайте вкусноту, – я поставил два пакета с печеньем и конфетами, на которые, отталкивая друг друга, налетели все, я же подошёл и тихо сказал подросшему парню, – пошли покурим.
Драки за еду не стихали, поэтому пришлось на них прикрикнуть, а Заяц так и вообще раздал пару тумаков перед уходом, наведя порядок. Мы с ним отправились на балкон, где было запрещено курить, но все, естественно, дымили. Стрельнув папироску у взрослого, у него же подкурив, Заяц блаженно затянулся, выпуская дым в сторону.
– Хорошо, – заявил он.
– Ты знаешь, зачем я пришёл в
Он задумался, затягиваясь, а я молча смотрел на него.
– Думаю, нет, Немой, – наконец ответил он, – сейчас стало легче. Реально легче. Даже отменили избиение при приёме в интернат новеньких, новые учителя бдят за каждым синяком, а проверки после кипиша приезжали чуть не каждую неделю, сейчас, понятно, до нас опять никому нет дела, но откровенного п…ца не стало. Мамой своей клянусь.
– У тебя нет матери, – напомнил я ему.
– Ха-ха, – тихо засмеялся он, – так и знал, что ты слышишь все наши разговоры.
– Ну и? Я могу считать, что всё, что я делал, было не зря? – надавил на него я.
– Тёлок больше не возят пачками на аборты, Немой, – он внимательно на меня посмотрел, – в больнице новые доктора, смотрящие за каждым нашим чихом, в ж…у больше никого не е…т по ночам, хавка не блевотная. Так что, думаю, да, тебе можно жить дальше, с остальным мы со старшаками разберёмся сами.
Я протянул ему руку, которую он без колебания пожал.
– Прощай, Заяц.
– Прощай, Немой.
Выйдя из больницы, я, не оглядываясь, пошёл к школе, занятия у Артёма Викторовича скоро заканчивались, и мы собирались с ним и Кондратом Филимонычем пойти посидеть вместе, отпраздновать мои медали и подарки. Идя по знакомым тропинкам, я с полной отчётливостью стал ощущать, как камень, лежащий на моих плечах все эти годы, куда-то внезапно пропал. Стало так легко, что я даже выпрямился и приосанился, собирая заинтересованные женские взгляды, поскольку шёл в тоненькой куртке и спортивных штанах.
Вечерние наши посиделки завершились глубоко за полночь, и мы с Артёмом Викторовичем прокрались в его квартиру, чтобы не шуметь. На небольшой кухне мне был положен матрас на пол, и всё застелено свежим постельным бельём. Мыться и чистить зубы было уже поздно, и, чтобы не будить его семью, я разделся и лёг спать как есть.
А ночью проснулся от таких страшных болей сначала в ногах, а затем и во всём теле, что, скуля, катался по полу, не зная, что происходит. Кричать не хотелось, чтобы не разбудить приютивших меня людей, так что я до крови искусал свою руку, пока наконец всё не закончилось, словно ничего и не было. Прислушиваясь к своим ощущениям, я не почувствовал чего-то нового, а потому решил доспать то, что ещё оставалось до утра.
Проснулся я от того, что кто-то близко ко мне гремел железом. Открыв глаза, первым, что я увидел, были белые трусики в зелёный горошек, затем длинные ноги с весьма короткой юбкой, а затем разглядел и владелицу всего этого добра.
– Лиля? – удивился я, поскольку пионерка явно выросла с того последнего раза, когда мы встречались.
Девушка,
– Так и думала, что зря пришла сюда. Ко мне подружки явились, принесли конфеты, нам захотелось чая. Извини, что разбудила.
– Ничего страшного, – я пошевелился и стал подниматься во весь рост, а она, наоборот, становилась всё ниже и ниже, по мере того как я вставал. Внезапно я с удивлением понял, как её щёки заливает краска.
– Ты чего?
– Зайду попозже, – пискнула она и бросилась в коридор.
Почесав живот, я отправился почистить зубы и умыться, затем, замотанный в полотенце, явно оставленное для меня, вернулся на кухню, чтобы одеться. Проходя по коридору, я увидел четырёх девушек, которые при виде меня открыли рты, и я, конечно же, вежливо с ними поздоровался. Одеваясь в старую, пропахшую потом одежду, собрался отправиться за своими вещами в дом, комнату в котором снимал, завтра я обещал переночевать у Кондрата Филимоныча, а уже послезавтра на рейсовом автобусе должен был уехать в Иркутск.
– Лиля, скажешь отцу, что я за вещами? Хорошо? – обратился я к ней перед уходом.
– Конечно, – как-то уж слишком тихо пискнула она в ответ.
До нужного дома было всего десять минут пешком, так что, зайдя к себе, я разделся и пошёл в ванную, чтобы потом залезть уже в чистую одежду.
«Что, б…ть?» – я обратил внимание на ноги и руки, которые ещё десять минут назад были для меня привычными.
Быстро примерившись к косяку, я понял, что стал чуть выше, ноги тоже слегка удлинились, да и в целом снова чуть сменился центр тяжести, это я ощущал хорошо, так как, постоянно бегая, точно знал баланс своего тела. Мускулатура вроде бы визуально не сильно поменялась, но вот качество. Я задумчиво всё ощупал, она точно стала чуть иной.
«Так, что происходит?» – в голове судорожно стали метаться разные мысли с предположениями – это уже третий раз! Что происходило со мной в первые два и после чего? Сейчас точно было прощание со школой-интернатом и чувство, что я выполнил всё, что хотел. Слова Зайца стали последней каплей, отпустившей тугую пружину, которая эти годы держала меня в напряжении, и пусть она отпустила меня не до конца, поскольку ещё не закончилась история с Ирой и усыновлением детей, мне явно стало легче самому, и сразу после этого случилось очередное перестроение.
Выбежав голым из ванны, я нашёл обрывок бумаги, карандаш и разделил лист на две части. В первую колонку я записывал то, что делал в школе-интернате, во вторую трансформации тела, которые случились со мной после этого. Получившаяся картинка была очень интересной.
«Хм, убийства педофилов и растлителей засчитываются в какую-то мою карму, – я, задумчиво покачивая ногой, смотрел на получившиеся соответствия делам и событиям, – но не всегда. Может быть, за каждую следующую трансформацию нужно убить их больше? Хм, оно мне не очень надо, заниматься такой ерундой, как гоняться за маньяками, хотя вот вчера я ведь просто поставил точку в деле своего интерната, сам всё проверил, отблагодарил тех, кто был ко мне добр».