Связь без брака – 2. Время олимпийских рекордов
Шрифт:
Для меня даже кордон милиции выстроили, чтобы особо активные граждане не могли мне высказать своё отношение или вообще напасть. Даже подвыпившие были, которые пытались ко мне пробиться, но милиция их оттеснила.
Возвращались мы в воинскую часть все молча, разговаривать не хотелось, я лишь разглядывал медали, а Кузнецов горестно вздыхал. В общежитии, когда мы сгрузили все вещи, я пошёл принять душ и сказал, что побегаю в лёгком темпе. Тренер лишь махнул рукой.
Десятый круг наконец стал меня успокаивать, душевное равновесие возвращаться,
– Товарищ Добряшов! – ко мне рванул солдат с выпученными глазами. Пришлось остановиться и подождать его. – Товарищ Добряшов, вас по спецсвязи вызывают, идёмте за мной! – выдохнул он и показал в сторону штаба части.
– Веди, Сусанин, – хмыкнул я и отправился за ним.
Встретил меня военный в звании капитана, который, показав на телефон с положенной на стол трубкой, вышел из маленькой комнаты.
– Да?
– Ваня! – услышал я взволнованный голос.
– Аня? – удивился я, поскольку по спецсвязи ожидал услышать кого угодно, кроме неё.
– Как ты, мой хороший?! Я прочитала газеты, какой ужас там и грязь написаны! С тобой всё хорошо? Не принимай эти сплетни близко к сердцу! – стала быстро говорить она.
– Спасибо, – по сердцу словно провели мягкой кисточкой, а тревога стала уходить. Вот, одному человеку было не всё равно.
– Ваня, не молчи, я так беспокоюсь за тебя, – продолжала тараторить она в несвойственной ей манере, я понял, что она волнуется куда сильнее меня самого.
– Ань, всё хорошо, все тренеры меня поддерживают, товарищ Белый тоже, даже охрану приставил, – разговаривал я с ней спокойно, чтобы не волновать ещё сильнее, – не переживай ты, попишут и перестанут. На мне свет клином не сошёлся. Расскажи, как лучше у тебя дела? Ведь там эти су…и и твою фотографию напечатали.
– На меня только косятся на работе, но не больше, – было слышно, как она печально вздохнула, – всю грязь на тебя вылили же, моей фамилии и имени нигде не было, так что всё по-прежнему. Скучаю и жду тебя!
– Как-то незаметно было, – проворчал я, – за месяц ни звонка, ни письма.
– Я думала! – заявили мне в трубке и затем уже более твёрдо: – Всё, папа уже ругается на меня. Возвращайся, я тебя люблю.
В ухе раздались гудки, а я остолбенел.
«Б…ть, какие люблю? – мысли заметались в голове. – Какие люблю? Она там что, совсем с ума сошла, что ли? И какой такой папа, если она в Киеве должна быть, чтобы со мной встречаться?»
Начавшийся было нормально разговор в конце всего одним словом выбил меня из душевного равновесия, поэтому, повесив в полной прострации трубку на аппарат, я вышел из комнаты, поблагодарил капитана и пошёл на стадион, пребывая в глубочайшем шоке.
«И что мне теперь с этим всем делать?» – задал я сам себе вопрос, на который у меня не было ответа.
Глава 6
Несмотря на душевные терзания, я встал по будильнику, отправившись на пробежку. Сегодня была эстафета четыре по сто, поэтому меня ждала лишь лёгкая пробежка и затем контрастный душ.
Бег вокруг воинской части снова помог, вчерашние газеты и звонок Ани наконец отодвинулись на второй план, я стал обдумывать стратегию на сегодняшний бег. Когда я пробегал мимо КПП, то увидев меня, оттуда выбежал товарищ Белый и бросился навстречу.
– Доброе утро? – удивился я его счастливому виду.
Он же схватил меня в объятья, стал пытаться поднять и крепче сжать, что, конечно, при моём росте и весе было для него не так легко. Наконец, поняв это, он трижды расцеловал меня в щёки.
– Товарищ Белый? – изумился я. – Вы же знаете, у меня девушка есть. Нет, конечно, вы мужчина видный, но я как-то всё же по женскому полу.
– А видишь, я на тебя даже не сержусь! Хотя ты опять гадости всякие продолжаешь нести своим помелом вместо языка! – он счастливо улыбался и трепал меня за плечи.
– Товарищ Белый, может, объясните, что происходит, а то я вас бояться начинаю, – удивлённо изогнул я бровь.
– Идём, ты просто умрёшь, – повёл он меня к машине, стоящей за воротами части.
– А можно как-то без этого? Я ещё слишком молод.
Он первым сел внутрь, выгнал шофёра и, когда мы остались одни, прикрывая документы своим плащом, достал три газеты и две фотографии. Отложив те, что были не на английском, я стал вчитываться в слегка размытый от фотопечати текст.
Корреспондент в статье, где я был сфотографирован босиком на стартовой дорожке стадиона, пересказывал миру моё послание о необходимости помнить о голодных детях Африки, не имеющих даже минимума для нормальной жизни. Именно поэтому я вышел на все три квалификационных забега босиком и завоевал в итоге золотые медали на чемпионате Кубка Европы по лёгкой атлетике.
А дальше он описывал своё полное недоумение происходящим на стадионе, поскольку там шла моя фотография с разбитым яйцом на груди, оскаленные в ненависти лица людей, обращённые ко мне. Он задавался вопросом, неужели в Советском Союзе считается нормальным такое отношение к спортсмену, который мало того что не побоялся обратиться к миру (что само по себе является большим достижением, поскольку исходит от простого человека, а не лидера страны), так ещё и ради привлечения внимания к озвученной проблеме рисковал медалями, поступив как марафонец Абебе Бикила на Олимпиаде в Риме, пробежавший марафонскую дистанцию босиком.
Журналист восхищался силой духа юного спортсмена, которому, оказывается, не исполнилось ещё даже восемнадцати, и выражал беспокойство, как бы меня не наказали в своей стране, отправив в ГУЛАГ. Он обращался к правительству США с просьбой, чтобы они поговорили с руководством СССР обо мне на своём уровне и меня не наказывали, а дали продолжить выступать на турнирах мирового уровня и устанавливать свои новые потрясающие рекорды. С этой надеждой он и закончил свою весьма яркую и эмоциональную статью.