Связь без брака – 2. Время олимпийских рекордов
Шрифт:
– Ох…ть, – дочитав, я поднял взгляд на товарища Белого.
Он рассмеялся, кивнув на другие газеты.
– Английская, немецкая, французская прессы вышли с очень похожими статьями, все почему-то выражают обеспокоенность, что тебя посадят в этот страшный ГУЛАГ, которого у нас давно нет, – вытирал он с глаз слёзы, а вот мне почему-то смешно не было.
Об этом я ему и сказал.
– Погоди, сейчас сладкое к чаю будет, – он достал украинские газеты с сегодняшним числом, а также свежие «Известия».
Статьи в них были прямо противоположные
– На меня прям со страниц газеты запахло говном, – признался я, брезгливо возвращая ему нашу прессу, – но я никак не пойму, почему всё это вызывает такое счастье у вас?
Он счастливо зажмурился.
– Буквально час назад сняли с должностей всех, кто занимался организацией турнира здесь, в Киеве, – ответил он мне.
– И почему это должно обрадовать меня или вас? – не понял я.
– Следом слетела голова председателя КГБ Украины за то, что иностранные журналисты ходят и разговаривают свободно с кем и когда хотят, – он стал выглядеть как кот, объевшийся сметаны.
– Всё ещё не улавливаю лучиков радости во всём этом.
– Перед тобой сейчас сидит новоиспечённый генерал-майор, два часа назад возглавивший Комитет государственной безопасности Украинской ССР, – наконец выжал он из себя.
Мои глаза округлились.
– Вы серьёзно?!
– Приказа ещё не видел, но друзья из Москвы уже позвонили, поздравили, – рассмеялся он, – а я всего-то приехал в лёгкую прогулочку, свести тебя с Анной Константиновной.
– Кстати, где она и почему вы нас ещё не свели? – заодно поинтересовался я у него.
– Она в Москве, поскольку операцию эту я отменил в первый же день, когда вышла пресса, обвиняющая тебя в связях с американцами, – он продолжал улыбаться. – Я обзвонил всех, кого только знал, говоря, что это чудовищная ошибка и нужно срочно выпустить опровержение, и вообще, как можно быстрее замять эту тему. Моё руководство прислушалось ко мне и ушло наверх с рапортами в ЦК, там решили потянуть резину, и вот вчера вечером Леониду Ильичу позвонил Линдон Джонсон, объяснивший ему ситуацию в Киеве на чемпионате Кубка Европы, и попросил не наказывать тебя за попытку привлечь внимание к голодающим детям Африки.
– А-а-а, – протянул я, – теперь становится понятнее.
– Да, он зол, оттого что американский президент знает, что в СССР творится, лучше, чем он сам, немного покричал, потопал ногами, но, когда стало понятно, что центральный аппарат московского КГБ предупреждал об этой ситуации ещё вчера, просто до его сведения это не довели, все репрессии вылились на организаторов турнира и местные органы госбезопасности. Ну и по тебе тоже прошёлся матерными словечками, за язык твой без костей.
– Да уж, – я почесал затылок, – неловко вышло, я ведь просто сказал иностранным журналистам первое, что в голову пришло, про этот бег босиком.
– Ух! Голова! – он потряс меня. – Кстати, насчёт этого. Использовали не стекло само по себе, а нечто похожее на минеральную стекловату, что весьма необычно, я раньше никогда с таким не сталкивался. Пока дело глухое, слишком много было людей в раздевалке, и кто угодно мог подложить эти волокна со стеклянной пылью в твою обувь, даже другие спортсмены просто из зависти. Поэтому до конца соревнований за тобой и вещами присмотрят, а я, когда войду в должность, попробую провести расследование уже по-своему.
– Ну, хоть за это спасибо, товарищ генерал-майор, – криво улыбнулся я и тут же спохватился: – А кто тогда со мной от Третьего главного управления будет работать?
– Не волнуйся, найдут кого-нибудь, – отмахнулся он, – и легенду приготовят теперь, и всё остальное. – А, да, как раз лично решил тебя порадовать, – он вытащил из плаща тонкий цилиндрик с шестью канавками и кольцом под ключи, – московские умельцы соорудили по моей просьбе.
– О! Спасибо! – обрадовался я, хватая очень лёгкую титановую явару, изготовленную по моему чертежу. – То, что я и хотел!
– Ну всё, иди давай готовься к соревнованиям, – он кивнул мне на дверь, – жду от тебя золото, я буду на правительственной трибуне. Думаю, в следующий раз мы нескоро с тобой увидимся, поэтому и решил приехать поговорить лично, всё же нормальные отношения были между нами.
– Хорошо, товарищ генерал-майор, – кивнул я, покидая машину, – спасибо ещё раз за помощь, да и в целом за человеческое отношение.
– Удачи, Вань! – он, высунув голову в окно, позвал водителя и заодно помахал мне рукой на прощание.
***
Возвращались мы в Москву с тренером и Ильёй тайно, военным бортом. Разумеется, ошибку по отношению ко мне пресса официально признать не могла, это было бы политически неверным решением, но зато моментально переключилась на удои, количества мяса, собранной пшеницы и прочего, чем запомнился этот год. Про меня не вякнула больше ни одна газетёнка, правда, и хорошего тоже никто не написал, словно и не было чемпиона Кубка Европы в забегах на сто, двести метров и эстафеты четыре по сто. Именно поэтому, поскольку народ на улицах Киева узнавал меня и стремился узнать поближе не с целью рассказать, какой я хороший, нас и отправили от греха подальше военным бортом, а не гражданской авиацией. Так что прилетел я на военный аэродром, оттуда с трудом добрался до военной части, где обосновался ЦСКА по лёгкой атлетике. Очередные три золотые медали легли пылиться на полку, а я, переодевшись, пошёл вызывать себе через таксопарк машину, очень хотелось увидеться с Аней.