Связанные Любовью
Шрифт:
Я поднял руку, и мои люди сразу успокоились. Готтардо, сидевший впереди, смотрел на меня с едва скрываемым презрением.
— Спасибо, что ответили на мой звонок, — прогудел я.
— Я знаю, что Капо до меня никогда не призывали к встрече такое количество людей, но времена меняются, и пока мы связаны нашими традициями и правилами, которые я всегда чтил, некоторые вещи должны быть изменены. Нам нужно адаптироваться, чтобы семья оставалась сильной, чтобы мы могли противостоять будущим угрозам и стать сильнее.
Большинство солдат помоложе кивнули, многие даже постарше, но некоторые лица оставались скептическими, в
— В знак уважения ко всем вам я сделал эту встречу, чтобы вы могли высказать свои опасения, прежде чем поклянетесь мне в верности.
Послышался удивленный шепот.
Я указал на Готтардо, который тут же выпрямился.
— Чтобы показать вам, что я говорю серьезно, я позволю слово одному из моих критиков, моему дяде Готтардо Витьелло, младшему боссу семьи Атланта. Некоторые из вас, возможно, слышали о нем.
Это был удар, перед которым я не смог устоять. Готтардо всегда больше интересовали слова, чем действия. Я сомневался, что многие из них видели его вне офиса.
Готтардо вышел вперед и с трудом взобрался на платформу. Со времени его последнего боя прошло немало времени. Он едва заметно кивнул мне в знак признательности, и я снова подумал, не следовало ли мне последовать совету Маттео и перерезать ему горло, но он был членом семьи, и я, по крайней мере, должен был притвориться, что мне не все равно.
Готтардо откашлялся и широко развел руки.
— Я не имею в виду никакого неуважения. Тот, кто знает меня, знает, что я весь из уважения, — начал он, и мне пришлось остановить себя, чтобы не закатить глаза. Он только и делал, что злословил за чужой спиной. Это не имело никакого отношения к уважению. — Но кое-что нужно сказать ради семьи. Нам нужна сильная рука, опытная рука, чтобы вести нас. Лука силен, но он слишком молод, слишком неопытен.
Послышались удивленные перешептывания. Мое лицо ничего не выражало. Если мои люди считают, что слова Готардо произвели на меня впечатление, они могут счесть их правдой.
— У нас много способных младших боссов с многолетним опытом. Один из них может стать Капо, пока Лука не подрастет.
Дерьмо собачье. Как только я уйду, Готтардо, другие мои дяди и их сыновья позаботятся о том, чтобы все так и осталось, возможно, с ножом в спине.
Я снова поднял руку со стальным выражением лица.
— Чье имя внушает уважение к экипировке? Чьей мести боится братва, когда думает напасть на нас? Я был членом семьи двенадцать лет. Я убил около двухсот врагов. Это мое имя они шепчут в страхе. Они боятся меня, потому что мои поступки говорят громче, чем мой возраст, потому что я способен сделать то, что должно быть сделано, независимо от того, насколько кроваво, независимо от того, насколько опасно, независимо от того, насколько беспощадно. Ты старше, дядя Готтардо, это правда, но сколько драк ты принял, скольких людей ты замучил, скольких врагов убил? Ты стар. И это то, что спасает тебя сегодня. Я не убью тебя за то, что ты выступил против своего Капо, потому что я уважаю старших. Я уважаю их до тех пор, пока они уважают меня, так что в следующий раз, когда ты решишь возмутиться, ни твой возраст, ни статус моего дяди не помешают мне вонзить нож тебе в сердце.
Я сосредоточился на сотнях людей внизу.
— Те, кто сражался рядом со мной, знают, почему я Капо, который нужен семье в это время. Я умею драться, в отличие от многих
— Нам не нужна эта шлюха в Фамилье! — крикнул низкий мужской голос.
Мои глаза повернулись в ту сторону, откуда донесся крик.
Врата в ад. Сегодня будет кровь.
— Кто это сказал? — спросил я.
Несколько человек переместились вправо от меня. Я сосредоточился на них. Там был высокий засранец, которого я не знал, вероятно, один из людей Готтардо, который встретил мой взгляд.
— Кто? — взревел я.
— Я, — признался он твёрдым голосом.
Я спрыгнул с платформы и направился к нему сквозь толпу. Маттео следовал за мной по пятам. Мои люди смотрели на меня с уважением и восхищением. Большинство из них были намного ниже меня, и когда я остановился прямо перед мудаком, который оскорбил Арию, ему тоже пришлось слегка наклонить голову. Я знал, как я выгляжу для большинства людей, как дьявол, восставший из ада.
— Я предпочитаю знать имена людей, которых убиваю.
— Джованни, — сказал он, пытаясь казаться невозмутимым, но безуспешно. Его верхняя губа покрылась испариной, а рука лежала на пистолете.
— Джованни, — сказал я самым смертоносным голосом, подводя нас еще ближе, мои глаза говорили ему, что ждет его впереди.
Он отступил на шаг, только на один, но все видели.
Моя улыбка стала шире.
— Как ты назвал мою жену?
Его глаза бегали по сторонам.
— Она была платой за перемирие. Она шлюха, — сказал он и быстро добавил: — Я не единственный, кто так думает.
— Вот как? — спросил я, окидывая разъяренным взглядом окружающих, большинство из которых были солдатами Готтардо. Никто из них не подтвердил слов Джованни, но я мог себе представить, что сказал им Готтардо.
— Возможно, они помогут тебе, Джованни. Я надеюсь, что некоторые из них, так что я могу разрезать их, а также.
Джованни дернулся,сжимая рукоятку пистолета. Моя рука метнулась вперед, сомкнулась вокруг его горла, и я толкнул его на землю, ударив коленом в грудь, чтобы удержать его. Он задыхался, когда мои пальцы остановили подачу кислорода. Я выдержал его взгляд, наслаждаясь паникой в его глазах, когда он сражался со смертью. Его борьба стала отрывистой, когда он выгнулся и изогнулся, но я не ослабил хватку. Я протянул руку Маттео.
— Нож.
У меня был свой, но потребовалось бы немалое усилие, чтобы вытащить его из кобуры на икре или спине, когда подо мной извивалась задница. Маттео протянул мне свой любимый разделочный нож с коротким острым угольным лезвием, предназначенным для разрезания плоти, как масло. Глаза Джованни расширились от ужаса и нехватки кислорода.
Незадолго до того, как он потерял сознание, я выпустил его горло, и его рот широко открылся, чтобы глотнуть воздуха. Я просунул руку между его верхней и нижней челюстью, чтобы удержать ее открытой, затем опустил нож ему на язык. Он укусил, хрипло вскрикнув, но лезвие рассекло его плоть. Боль пронзила мои пальцы от его стиснутой челюсти, но бывало и хуже. Я выронил нож и потянулся к наполовину отрезанному языку, затем с силой вырвал его. Его глаза закатились, рот наполнился кровью. Он упал на бок, задергался. Скоро он умрет от потери крови или захлебнется собственной.