Связанный гнев
Шрифт:
Прожив три дня, Бородкин побывал в полицейском участке, не вызвав своим появлением особого любопытства к своей особе, хотя пристав после осмотра его паспорта и расспросов о московской жизни посоветовал, с кем ему из купечества завести знакомства для осуществления его намерения в начале торгового дела.
С Рыбаковым встречался Бородкин случайно на улице, когда гравер возвращался домой после работы на фабрике. Однако после третьей встречи Рыбаков сообщил, что у него есть основания случайные встречи прекратить, но добавил, что в скором времени позовет его к себе в гости, и дал адрес своего дома в Слободке. Это Бородкина насторожило, припомнилось, что на кратких свиданиях Рыбаков на некоторые вопросы давал уклончивые ответы, и, естественно,
Стараясь отогнать от себя мрачные предположения, Бородкин заводил знакомства среди купцов и их приказчиков, побывал во многих кустарных артелях, но в них никого из желанных товарищей по заводу не нашел, даже познакомился с основателем артели производительных кооперативных товариществ мастером Аникеевым.
Дни проходили, но приглашения от Рыбакова не было. Бородкина это беспокоило. Он перебирал в памяти все имена товарищей, кои могли подтвердить его партийность включительно до железнодорожников города Екатеринбурга, понимая, что подобная проверка неизбежна и необходима.
И сегодня, когда Бородкин раньше обычного вернулся домой после осмотра арсенала, в котором хранятся и выставлены для обозрения образцы изготовленного прежде и изготовляемого теперь в Златоусте оружия, хозяйка передала ему наказ в четвертом часу зайти домой к Рыбакову и подробно объяснила, какими улицами и переулками ближе пройти в слободку.
Придя в слободку, Бородкин постучал в калитку рыбаковского дома. Залаяла собака, а через минуту миловидная девушка в накинутой на плечи шали, открыв калитку, поздоровавшись, провела его в горницу. Она узкая и продолговатая, в одно окно. Стены оклеены обоями. На стенах полки с книгами. Кровать под стеганым лоскутным одеялом. На окне кружевные занавески. Стол. Над кроватью в рамке фотография женщины в годах с глазами, похожими на глаза впустившей его девушки.
Посидев у стола, полистав лежавшую на нем книжку повести Чехова «Дама с собачкой», Бородкин начал ходить по комнате от неожиданно охватившего его возбужденного состояния в доме Рыбакова. Остановившись у окна с живописным видом на улочку среди елей, Бородкин вздрогнул, услышав за спиной спокойный, но твердый голос:
– Чем заволновался, торговый человек?
Обернувшись, Бородкин увидел перед собой высокую худую женщину в черном суконном платье. На голове у нее черный платок, завязанный по вдовьему уральскому обычаю, из-под которого возле щек выбились наружу седые волосы. Суровое лицо, несмотря на старость, без глубоких морщин. На нем властные пытливые глаза, от взгляда которых хочется отвести глаза в сторону.
– Ну давай знакомиться, гостенек! Мать я Архипу. Зовут меня Кесинией, величают по батюшке Архиповной. – Старуха подала Бородкину руку, и, пожимая, он почувствовал ее теплоту. – Сына-то в честь своего отца Архипом на свете обозначила. Повидать тебя рада. Сын мне сказывал про тебя. Встреча с новым человеком разум светлит, хотя ноне знакомства надо сводить с незнакомцами с оглядкой. Подлость в них водится из-за денег. У нас тут недавно в Златоусте объявился такой человек в обличии псаломщика при церкви и стал выпытывать, кто из хороших людей в городе к царской особе с каким почтением относится. И представь себе, раскрыла его душевную подлость одна женщина. А под рабочий люд какие хлюсты по приказу полиции прикидываются. Ноне рабочий люд у начальства на подозрительном счету. Не глянется начальству, какое у работяг на ликах выражение. Ты, стало быть, решил здесь свою жизнь означить?
– Как удастся.
– Отчего не удастся. Так понимаю, любая удача от самого себя зависит. Захочешь чего сильно и выполнишь. Ты будто встревоженный чем? Вздрогнул, когда голос подала.
– Вошли неожиданно.
– Вздрагивать ноне не зазор. Страшного вокруг людской жизни много. Из окошка-то чем любовались?
– На хорошем месте живете.
– Сама его выбрала. Дом-то мне отец ставил, когда замуж
– У тебя, поди, часы есть? Взгляни, кой час? – спросила старуха.
Бородкин достал из кармана бархатного жилета часы.
– Шестой пошел.
– То и гляжу, что вроде темнеет. Вчерась после полудни домой вернулась.
– Уезжали куда?
– В Челябу по наказу сына ездила. И не зря. Нашла нужного человека, тот гостит у нас. Заодно и внучат поглядела. Дочь у меня младшая там в замужестве.
– Ваш супруг тоже гравером был?
– А как же! Сие ремесло в нашем роду из рук в руки переходит. Раньше шло по мужской линии, а ноне собирается в него и женская линия вплестись. Внучка моя, Архипова дочь Танюшка, исподволь с малолетства к отцовскому ремеслу пристрастилась. Гимназию в Уфе кончила, мы думали, учительствовать пойдет, а она нежданно занялась граверным мастерством и на фабрику поступила. Ты ее видел. Она тебя в дом пустила. Горница эта – ее уголок. Дар у девушки к мастерству гравировки, по слову отца, неплохой имеется. Пусть…
– На портрете ее матушка?
– Она, сердешная. Рано нас осиротила не по своей воле.
– Давно?
– В девятьсот третьем кончила жить. Может, слыхал, что у нас тут народ восставал против казны?
– Нет, не слышал.
Старуха, сощурив веки, покачала головой.
– Стало быть, до мест, где жил, не дошла весть о нашем людском гневе супротив начальства?
– Может, кто и слыхал, но я ведь по торговому делу. Нам не велено хозяевами во всякие беспорядки мастеровых встревать.
– Восстание у нас было серьезное. Каратели, принимавшие его, тоже узнали, почем фунт лиха. Остервенело усмиряли народ. Архип тоже в нем был замешан, полгода в тюрьме дни и ночи считал. Выпустили, потому само начальство за него голос подало. Нужен он фабрике. Потому руки у него искусные. Взяли с него жандармы строгую подписку, чтобы ни в какие рабочие беспорядки носа не совал. Меня в аккурат в Златоусте в те дни не было. У больной дочери жила в Челябе. После родов она грудницей маялась. А вот сноха Любовь Петровна без меня погибла. На второй день после того, как примяли оружием восстание, полиция в слободке повальные обыски вела. Пришли стражники и к нашему дому. Люба отказалась их пустить. Один стражник, озлившись, в окошко в нее выстрелил. Вот как раз в то, у которого сейчас стоишь.
– Ранил?
– Наповал сразил.
– Его судили?
– Награду дали убийце, а покойную обвинили в сопротивлении власти в чрезвычайное время. В тот год на кладбище вдоволь могил прибавилось.
Старуха, встав на ноги, походила по горнице, склонив голову, постояла у кровати, глядя на портрет, и заговорила:
– Пятый год идет, а все не могу привыкнуть к гибели Любы. Правильной женщиной была по всем подобающим статьям. Только и нахожу покой в том, что гляжу в глаза внучки, потому материнский у нее взгляд. Может, тебе и не интересно, о чем говорю, но понимай меня. Годы у меня подошли такие, когда иной разок для своего успокоения от душевной тяжести повиданное и пережитое охота живыми словами вспомнить. А с тобой разговорилась потому, что Архип о тебе хорошо говорил. Лет мне много. Весной восьмой десяток прикончу. Высохла, а все одно живу. Охота дознаться, когда в государстве справедливость для простого человека отыщется.