Свяжи меня
Шрифт:
— У меня для тебя кое-что есть.
Наклонив голову, я наставила на него указательный палец:
— Тебе совершенно необязательно это делать.
Оуэн подмигнул.
— Конечно, обязательно. Кроме того, не припомню ни одного клуба, где в уставе сказано, что саб не может сделать своей Госпоже подарок.
Спорить дальше я не стала. С возбуждением ребенка в рождественское утро я разорвала обертку. Коробка со щелчком открылась, и мне пришлось затаить дыхание.
— Оуэн, просто дыхание перехватывает…
Внутри оказался золотой браслет с подвесками, которые представляли собой мешанину из портретов моих любимых авторов, таких
— Где ты его нашел?
— Друг-ювелир сделал на заказ.
Прежде чем что-то сказать, мне пришлось перевести дыхание:
— Я не знаю, что сказать.
— Достаточно благодарного выражения Вашего лица.
Я улыбнулась.
— Это самый чуткий подарок, который мне когда-либо делали.
— Пожалуйста.
Свободной рукой я коснулась его щеки, потом нагнулась и поцеловала в губы. В прикосновении не было искры, между нами не пробежало электричество — это не был поцелуй любви или романтической привязанности. Люди за пределами тематического сообщества никогда не могли осознать истинной глубины эмоций, которые возникали между Доминой и сабмиссивом после сессии, той истинной привязанности одного к другому и наоборот.
Когда я отстранилась, Оуэн разочарованно вздохнул:
— Без языка?
Я рассмеялась, безмолвно поблагодарив его за внимание к моменту.
— Веди себя хорошо.
— Ох, но мне так нравится угроза наказания, — парировал он с озорным блеском в глазах.
— Я обязательно сообщу Госпоже Венере и Госпоже Рейн, чтобы тебя лишили слишком сильного воздействия.
Оуэн нахмурился.
— Вот это было очень жестоко.
— Тогда будь хорошим мальчиком.
— Буду. Ради Вас, — он улыбнулся и указал на браслет. — Когда будете носить его, постарайтесь думать обо мне время от времени.
— Ну разумеется, я буду думать о тебе. Как я могу не думать о человеке, который подарил мне такой красивый и обдуманный подарок?
На прощание Оуэн быстро поцеловал меня в щеку. Когда он ушел, я старалась игнорировать тянущее чувство в груди. Мне никогда не хотелось привязываться к клиентам, но почти невозможно было игнорировать разделенное с ними, наполненное такими интимными действиями, время.
Наверное, мне лучше было отправиться домой и закончить собирать вещи. В понедельник я покидала яркие огни города и возвращалась домой, на ферму, работать учителем в той самой школе, которую закончила сама. Планировалось, что я приступлю к своим обязанностям во вторник. Было жутко думать, что всего через десять дней я буду стоять перед своими первыми учениками.
Но оглядев Темницу, поняла, что пока не готова покинуть клуб «1740». Будучи чрезмерно сентиментальным человеком, я чувствовала, что хочу продлить свою последнюю ночь здесь. Мне хотелось подняться наверх и пообщаться с некоторыми сотрудниками, ведь, учитывая довольно плотный график в последнюю неделю, у меня попросту не было времени посидеть и поболтать.
Поэтому схватила сумочку и поспешно вышла из комнаты, пройдя по длинному, похожему на лабиринт коридору к лифтам. В клубе было всего два этажа, и Темница состояла из десяти приватных комнат, оборудованных для различного типа игр. Когда я проходила мимо комнаты, предназначенной для блад-плей (примеч. пер.: игры с кровью) и игр с иглами, моего носа достиг запах антисептика. В это
После короткой поездки двери лифта открылись на основном этаже. Поднявшись на второй этаж, я миновала стол приемной, где сканировали членские карточки. Клиенты в клубе были привилегированные, так что «1740» шли на все, чтобы защитить их частную жизнь.
Войдя в помещение, которое называли «клубом», я помахала одному из вышибал. Внутри находился бар и огромный танцпол, поэтому помещение напоминало обычный клуб. Также вокруг были столы и кушетки, чтобы люди могли поговорить, по-видимому, чтобы обсудить то, что хотели сделать в приватных комнатах, располагавшихся внизу. За пределами «клуба» проводились публичные экшены, где могли присутствовать все желающие, чтобы посмотреть на порку флоггером или связывание.
В пятницу вечером здесь всегда многолюдно, поэтому мне пришлось пробираться сквозь толпу. Люди вокруг были одеты по-разному — от фетишной одежды до обычных джинсов. Некоторые двигались на танцполе под музыку, другие — просто разговаривали.
Увидев перед собой Генри Кавилла без рубашки и обуви, я отшатнулась. Пришлось даже посмотреть еще раз. Не то чтобы я могла себе это придумать — знаменитости часто посещали «1740», но, когда его осветило вспышкой света, я поняла, что дело просто в крайней схожести. Но у мужчины оказались темно-карие, а не голубые глаза, и более светлые, чем у актера, волосы.
Он был невероятно высок, и я не смогла не впиться взглядом в его мускулистую и покрытую темной порослью грудь. Полоска волос вела вниз и исчезала под поясом низко сидящих джинсов, а его самого окружала аура властности, заставляя меня задаться вопросом о том, кем же он был в обычной жизни.
На мгновение задержав на мне взгляд, он опустил глаза в пол и произнес:
— Добрый вечер, Госпожа.
Сабмиссив? Я бы и за миллион лет не догадалась. Хотя точно зная по своим клиентам, что нижние мужчины не являлись нюнями, я видела, что нечто в этом человеке просто кричит о его доминантности. Конечно, тот факт, что он был без обуви, должен говорить о его сабмиссивности, но на нем ведь не было ошейника, а такие нижние обычно кому-то принадлежат. Потому что, если нет, то его буквально при входе уже сцапал бы какой-нибудь Верх, он бы даже до танцпола не успел дойти. Интересно, что с ним случилось, но еще больше интересно, каково это, быть с ним? Я слишком редко проводила сессии не с постоянными клиентами, но для своей последней ночи в клубе хорошо бы сделать нечто особенное.
Для того, чтобы проверить его сабмиссивность, я скомандовала:
— Посмотри на меня.
Он поднял взгляд от ботинок и посмотрел мне в глаза.
— Ищешь с кем поиграть сегодня?
— Ищу. И, если Вам будет угодно, Госпожа, для меня было бы честью быть избранным Вами.
Его голос. Господи Боже и мокрые трусики. Совершенно под стать его телу — сильный, твердый, глубокий. Но, несмотря на то, что тот очень хорошо ответил на вопрос, у меня еще оставались сомнения. Поэтому я размахнулась и со всей силой, на какую была способна, ударила его по щеке. Звук от удара эхом разнесся вокруг. Мужчина, который не был истинным сабом, а просто играл его роль, обычно имел вполне определенную реакцию — у него темнели глаза, взгляд наполнялся яростью от гнева, вскипающего от такого неуважительного обращения.