Связистка

Родилась я в 1920-ом году, в семье крестьянина, на хуторе Нижнее Березово, в Курской области (в 2023 году – Белгородская обл., Шебекинский городской округ, село Нижнее Березово).

Семья у нас была большая: отец, мать, дедушка, бабушка и десять детей. Мне было пять лет, когда я уже читала азбуку по божественной книге. Всю неделю мы работали в поле. В субботу, с шести вечера, дедушка собирал всю семью и заставлял молиться перед иконами. В воскресенье и в церковные праздники мы никогда не работали.

Всю весну и лето проводили в поле. Дети ухаживали за малышами, качали люльки и носили воду из колодца. Жили мы скромно. Очень нравилось мне, когда на обед варили полевой

До организации колхозов все крестьяне имели свои участки земли. Обрабатывали их кто как мог. У нас была лошадь, соха, веялка, телега да сани. Весной выезжали в поле в четыре утра. Участки были далеко от деревни. Ехать приходилось без малого десять километров. Своего хлеба хватало на зиму и еще сдавали государству.

Восьми лет я пошла в первый класс. Но учиться не пришлось, поскольку некому было ухаживать за малышами. Три года меня не пускали в школу родители. Лишь в семнадцать лет я закончила семь классов.

Мне очень хотелось быть учителем, но мечта не сбылась. Все лето я работала в колхозе и не смогла подготовиться к экзаменам в техникум. В итоге, договорилась с подругой Шурой Алиевой, не рассказывать родителям, что не поступили в педагогический техникум, а решили сразу искать училище, где проще было сдать экзамены.

Так мы обе оказались в Курской школе связи. Закончили мы ее в 1938 году, и нас с Шурой направили в Уразовскую контору связи в Курской области (в 2023 году – Белгородская обл., Валуйский городской округ, рабочий поселок Уразово), в должности телеграфистов-морзистов. Шура не смогла работать на аппарате Морзе и перешла на почту принимать посылки.

Слобода Уразово было небольшим, но очень красивым местом. Здесь был дом культуры, кинотеатр и библиотека, а вокруг прекраснейшие луга, леса и река Северский Донец. Жили мы на частной квартире у местной старушки. Платили нам 150 рублей. Особенно не хватало обуви и одежды. Одевались мы плохо. Что бы купить красивые вещи приходилось экономить на еде.

В 1939 году я поступила на заочное отделение Курского техникума связи. Весной этого же года ко мне пришла первая любовь. Я встретила красивого парня. Звали его Витя Могила. Но дружить с ним не пришлось. Осенью его забрали в армию. Мы могли только переписываться.

В конторе связи я выполняла общественную работу. Была заведующей красным уголком и секретарем комсомольской организации. Вела комсомольскую учебу в колхозах. Летом 39-го, по зову Валентины Хетагуровой, организовала группу девушек для поездки на молодежную стройку в Комсомольск-на-Амуре. Но самой так и не удалось поехать. Начальник конторы сказал, что отпустит, только если я найду кого-то мое место телеграфистки-морзистки, но таких не нашлось. А учиться на аппарате Морзе не так-то просто, ну на самое малое – полгода.

Так я и осталась жить с Шурой. С ней мы жили очень дружно. Все делили поровну. Но она оказалась не честной подругой. На почте она воровала вещи из посылок. Долго, никто не мог обнаружить где пропадают посылки.

В последний раз приняла она посылку в которой был тюль. Она ее вытащила, а в коробку положила всякой бумаги и газет, но не заметила, что на газете был штамп Уразовской конторы связи. Так и отправила ее в Ростов-на-Дону. Посылку получила девушка и тут же ахнула. Вместо тюли бумаги да газеты. Она сразу пошла к местному начальнику конторы связи, а тот уже и увидел на газете Уразовский штамп. С этой газетой он приехал к нам, в Уразовскую контору.

Против Шуры хотели возбудить уголовное дело, но она вызвала свою мать, у которой было десять детей, и начальник милиции помиловал Шуру. Предложили матери вернуть адресату стоимость посылки, а Шуру сняли с работы. Шура вместе с матерью вернулась на родину.

Так я осталась одна. Я ничего не знала про Шурины дела. Она мне ничего никогда не говорила. Было очень обидно и неприятно, ведь я ей доверяла. Вскорости у меня появилась новые подруги. Аня, которая работала кондуктором ж.д. вагонов и Настенька – соя соседка, что работала нянечкой у начальника совхоза.

В 1939-ом году умерла моя сестра Аксинья. От порока сердца. Ей было всего семнадцать лет. Я не смогла попасть к ней на похороны. Был разлив и все дороги размыло. Очень было жаль сестренку. Она была такая умная и красивая. Нас детей, теперь осталось всего четверо. Мефодий ушел в 33-м на заработки да так и пропал во времена голодовки. Остальные умерли от разных болезней. Тогда ведь к врачам не обращались. Сами лечили все болезни.

Осенью 1939 года я приехала домой в отпуск. Родители хотели выдать меня замуж за Петьку Исуса. Это был мой жених со школьной скамьи. Ноя его не любила. Он нравился родителям моим. Он учился в летной школе в Старом Осколе. Я с ним иногда переписывалась. Летом он приезжал ко мне в Уразово, во время каникул. Все просил, чтобы я ни с кем не дружила и ждала, когда он кончит летную школу и мы бы поженились. Однажды он нашел мой дневник, где я писала, что влюбилась в Витю Могилу и как переживала и страдала по нем. Петька разорвал мой дневник на мелкие кусочки и хотел мне морду набить, за плохое отношение к нему. А я его лишь больше от этого заненавидила. Перед отъездом, он мне заявил, что если я кого полюблю, то он убьет меня и что не может без меня жить. Но не успел он кончить летную школу, как в 40-м его забрали в армию. Просил меня приехать на проводы, но я сказала, что буду на экзаменах. Соврала. В самом деле не хотела к нему ехать. Теперь и с ним началась переписка.

Мне уже писали трое ребят. Витя Могила, Миша Назаров и Петька Иисус. Мне очень везло на ребят. В эти годы ребят было много, а девчат мало. Вот и приходилось им драться за нас. За меня три раза дрались. Дважды Петька Исус с Ваней Чуйковым. И Миша Назаров с Витей Могилой. В 39-ом и 40-ом было много молодежи. Во время гуляний все улицы были переполнены. В доме культуры не помещались. Пьяных на улицах не было. Была развита художественная самодеятельность.

В эти годы были очень популярны Утесов, Лемешев, Козловский, Русланова и Щулькенко. Я с подругами ходила три раза в неделю на танцы. Правда танцевать не умела. Сидела на стульях как старуха. Парни меня все время приглашали, а я шла чтоб не уснуть. Наступала им на ноги, бросала танцы и от стыда бежала на улицу. За год так и не научилась танцевать.

Я была как тумба толстая, румяная, фигуры совершенно не было, потому и старалась на танцы не попадать. Больше ходила в кинотеатр. Меня дразнили «помидориной», потому что щеки у меня были красные. Даже объявляла себе голодовку, чтобы похудеть.

Зимой 40-го меня чуть не выдали замуж. Месяца два я ни с кем не дружила, только переписку вела. И вот ко мне на телеграф, во время дежурства, пришел наш парторг Деревянченко. Он долго беседовал со мной и спросил, почему я замуж не выхожу – молодая, красивая и работаю хорошо. Он предложил мне, если я захочу, выйти замуж за начальника паспортного стола Мирошниченко. Через пять дней этот Мирошниченко прислал мне письмо и предложил встретиться около почты. После моего дежурства он встретил меня, поздоровался и отчитался: «Я начальник паспортного стола. Мне 29 лет». Он мне почему-то сразу не понравился. Даже не хотела с ним разговаривать. Он мне сказал, что давно следил за мной и что я ему очень нравлюсь. Мол: «Я говорить попусту не стану. Хочу на вас жениться», – а я только ответила, что еще не нагулялась и чтоб он оставил меня в покое. Пока мы спорили и не заметили, как дошли до моего дома. Я быстро шмыгнула в калитку и сказала: «До свидания. Я спать хочу. Больше ко мне не приходите». Он еще ходил ко мне две недели и все одно и тоже «замуж» и «замуж». Потом я «заболела» – не выходила на гуляния две недели, и он прислал мне записку: «Тамара, подумай хорошенько, потужишь». Я ему отказала и еще и оскорбила его. Назвала «старым хрычом», а потом пряталась от него.