Связывающая луна
Шрифт:
Проклятье.
Она прилипла к стене здания, как гигантский темный паук на потолке, и если кто-нибудь поднял бы голову, он ее увидел бы. Такая мелочь, и все рухнет.
Теперь она ничего не могла сделать. Луна уже была на середине пути к потолку, и если она спустится по решетке, скрип выдаст ее. Ей пришлось замереть у стекла и отчаянно надеяться, что человек, вошедший в комнату, не поднимет глаз.
Мужчина в ее поле зрения держал в руках свечу, хотя в этом не было необходимости. Вся усадьба была с этими новыми лампочками, и они мерцали от газа.
Неудивительно, что он был хорошо одет и красив. Комбинация, которая могла означать только то, что он был графом, которому принадлежало это место, но он не был похож ни на одного дворянина, которого она когда-либо видела.
Луна прижалась лицом к стеклу, вероятно, оставив ужасное жирное пятно, когда поднимет его. Но она хотела его увидеть. В нем было что-то странное. Что-то, чего она никак не могла понять.
Возможно, дело было в его широких плечах и мускулистом телосложении. Он выглядел как человек, который работал физически, а не как человек, который целыми днями сидел за столом. Его одежда едва подходила ему по размеру, плечи упирались в ткань, штаны натянулись на мощных ногах.
Хотя она не видела его лица, она могла только предположить, что оно было таким же красивым, как и все в нем. Темные кудри плотно прилегали к его черепу. Ему было наплевать на современное определение привлекательности, иначе он не оставил бы эти кудри, касающиеся кончиков ушей. Слабый оттенок красного сиял от света, пляшущего на вьющихся прядях.
Она сжала кулаки. Ей не следовало тянуться к такому мужчине. Луна была последней женщиной, которую он выбрал себе в жены или хотя бы проявил к ней интерес. Мужчинам не нужны любовницы размером со ствол дерева, которые больше подходят для тяжелого труда, чем для штопки носков.
Или что там делали богатые женщины в эти дни.
Тем не менее, она затаила дыхание, когда он прошел в центр комнаты и поставил свечу на шахматную доску. Он глубоко вдохнул и расправил плечи. Будто готовился к бою, но это тоже не могло быть точным. Зачем ему готовиться к бою?
Она слишком долго была на улицах, если сразу предполагала, что у всех были злые намерения.
Стекло скрипнуло. Не треснуло, но он услышал звук. Он не застыл под ней, но замер. Будто прислушался.
Он не мог слышать слабый скрип. Да?
Черт возьми, она просила, чтобы ее поймали. Если она каким-то образом не найдет лучшее положение, он поднимет взгляд и вызовет охрану. Опять. И ей очень не хотелось всю ночь убегать от копов, когда можно было украсть великолепный бриллиант.
Глубоко вздохнув, она стала извиваться над стеклом. По крайней мере, на этот раз потолок не скрипел и не треснул. Она использовала кончики пальцев ног, чтобы облегчить путь, а затем выдохнула с облегчением.
Теперь решетка не держала ее вес, и, казалось, она не сломала ее. Теперь оставалось только ждать, пока граф закончит то, что он делал, и
Луна вытянула шею в поисках люка. Вот он. Ряд окон, выше других, размещенные так, чтобы их можно было открыть для поступления свежего воздуха. Идеально.
Если бы она пробралась туда, она была бы в идеальном положении, чтобы спрыгнуть в бальный зал. Луна начала шевелиться, но ее взгляд снова упал на графа.
Он был смехотворно красив. Даже с третьего этажа.
Он…
Ее глаза расширились, и она снова наклонилась к стеклу. Граф потянулся за спину и стянул рубашку через голову. Он раздевался?
Отвлекшись от вида мускулов, она слишком сильно надавила на стекло. С ужасающим треском вся стеклянная панель разбилась под ее весом.
Луна слепо потянулась и впилась в раму потолка. Но осколки стекла вонзились ей в руки, и, хотя она замедлила падение и падала с уровня второго этажа, она все равно рухнула в бальный зал с грацией быка.
ГЛАВА 4
Лютер думал… Он не знал, что он думал. Луна звала его, как всегда, и он не мог с ней бороться. Проклятый месяц пролетел слишком быстро.
Он выпил полбутылки виски еще до захода солнца. Ясное дело. Что еще ему оставалось делать, пока он ждал неизбежного? Он мог остаться в своей комнате и работать. Он мог подписывать документы, как когда-то делал его отец, потому что многократное написание имени на документах о богатстве и имуществе убеждало его отца в том, что никто не знает, кто он такой.
Но это не успокаивало Лютера.
Ничто из этого не успокаивало забытого сына, который стоял в углу комнаты и каждое полнолуние наблюдал, как его отец превращается в чудовище.
В первый раз, когда он рассказал няне о том, что произошло, она посмеялась над детскими историями. А потом она исчезла. Вторая няня, которой он сказал, потащила его к отцу и сказала графу, что его сын превратился в маленького лжеца.
Из-за этого его побили. А потом отец каждый месяц таскал его в комнату под бальным залом, чтобы он видел, что происходит с мужчинами, как они. Мужчинами, которые не имели права быть личностью, больше нет.
Он схватился за горлышко бутылки виски и уставился на двери бального зала. Свеча в его руке мерцала, искрясь, а затем погасла, потому что, конечно, так было всегда. Все, к чему он прикасался, в конце концов, умирало.
Тихо выругавшись, он сделал три глотка виски, пока тот не стал обжигать слишком сильно. Затем он поставил бутылку на пол и стал возиться со спичками в кармане. Зажжение свечи заняло время, и ему даже не нужна была свеча, чтобы видеть. Он уже потратил деньги на электричество, но стоял со свечой в руке, как проклятый идиот.
Вздохнув, он снова зажег свечу, которую всегда носил с собой, как ритуал надежды и света. Он предполагал, что наличие свечи может напомнить зверю, почему они не делали того, что сделал его отец. Может, это пламя было страхом, сдерживавшим его демона.