Swvswh40k
Шрифт:
– Если вы ещё развернёте своё ПВО и подготовите атмосферную авиацию, мы сможем продержаться достаточно долго до прибытия подкреплений.
– Вы верите в то, что кто-то придёт к нам на помощь?
– с сомнением спросил генерал.
– Хочу верить.
– отмахнулся Жож.
– Но пока вариантов у нас не много. Победа или смерть.
– Кажется, нас ждёт славная война...
– протянул айлонец, обнажая клыки в жутком оскале, который должен был изображать человеческую улыбку.
Стремительный полёт через поля обломков, оставшиеся после космического боя. Из изувеченных остовов звездолётов кое-где ещё бьют факелы выгорающего воздуха, видны вспышки разрядов в повреждённой проводке, а среди болтающегося вокруг мусора всё чаще попадаются обезображенные
Но поле обломков - наилучший способ скрыться с экранов вражеских сенсоров для остатков эскадрильи, и Рутор использует его, чтобы спасти своих кадетов. Их и так осталось меньше трети, несмотря на все его усилия. Но остатки имперского флота уже покинули систему, бросив их на растерзание врагу. Вероятно, в штабе решили, что Лотел уже пал. А их всех просто списали как потери.
Но других обитаемых планет в системе не было, а ТАЙ-файтер не имел собственного гиперпривода, так что им предстояло либо вернуться на планету, либо подыхать в космосе от удушья, когда закончится кислород в системе регенерации скафандра. Именно поэтому они старались прорваться обратно под прикрытием космического мусора. Как бы не шли дела внизу, они могли просто бросить машины, снять форму и затеряться среди населения городов или скрыться в глуши.
Но вот, этот огромный могильник остался позади, и они оказываются на низкой орбите. Вражеский суперлинкор ещё далеко - такая здоровая махина просто не может так быстро развернуться после погони. А это значит, что у них есть шанс успеть. Но на погружённой во тьму поверхности планеты видны вспышки взрывов и горящие огоньки пожаров. В столице пылает бой, так же как и вокруг трёх точек высадки, куда спустились вражеские звездолёты.
Судя по переговорам в эфире, основной удар действительно пришёлся на столицу, где в воздухе буквально непротолкнуться от вражеских машин. А вот у юго-восточной зоны высадки авиации наоборот, относительно немного. Именно поэтому Вален приказывает остаткам своей эскадрильи направляться туда, где их присутствие сможет склонить чашу весов на сторону Империи. Ведь если удастся сорвать высадку в одной зоне, то это как минимум осложнит захват планеты для оставшихся сил вторжения, что уже само по себе неплохо.
Истребители стремительно нырнули в атмосферу на предельно допустимой скорости, и за стеклом кокпита даже начали плясать языки пламени. К счастью, они исчезли до того, как температура начала разрушать машину, и они смогли перейти в режим атмосферного полёта. И стоило им только углубиться в плотные слои, как их накрывает волна зенитного огня, заставляя маневрировать и тем самым сбрасывать скорость.
– Курсанты, выходите из боя. Это работа для меня одного.
Внизу, на земле, стоит огромная тушка вражеского десантного корабля. Эта громадина имеет в длину километра два, не меньше. И множество зениток на её поверхности плюются ворохами лучей и потоками снарядов в кружащие вокруг самолёты айлонцев. Им вторят разворачиваемые врагом самоходные зенитки, быстро сокращая численное превосходство защитников. Авиация захватчиков представлена какими-то странными машинами с рубленными прямоугольными крыльями, которые стартуют прямо из чрева транспорта на мощных ракетных ускорителях, которые почти сразу отваливаются. В разы меньше тех монстров, что творили резню в космосе и затем в атмосфере над столицей, они и вооружены значительно слабее. Но их лучевые орудия всё так же смертоносны, а ракеты разрывают с одинаковой лёгкостью как ТАЙ-файтеры, так и штурмовики наёмников.
На земле же творится сущий ад. Этот громадный транспорт был специально оборудован для обеспечения прикрытия высадки, а потому множество орудий с его поверхности непрестанно обстреливает округу, силясь подавить любое сопротивление, пока по громадным откинутым пандусам на поверхность обречённой планеты спускаются волны машин и пехоты. Чуть подальше уже идёт бой, где авангард захватчиков схлестнулся с остатками имперской контратаки, захлебнувшейся в волнах артиллерийского огня.
Это ещё хорошо, что самые большие орудия этого корабля молчат. Видимо, не могут вести огонь так близко, а потому приходится работать малым калибром, отвлекая его от участия в воздушной битве. По-видимому, эти пушки всё же имели двойное назначение. Но свою часть работы они сделали, дав развернуться вражеской тяжёлой технике. Рутор не знал, будут ли бластерные пушки его истребителя эффективны против этих уродливых угловатых машин, потому решил сосредоточиться на воздушном бою и прикрытии машин айлонцев. Всё равно их штурмовики убьют больше солдат врага, нежели он, если примется косить пехоту на бреющем полёте.
Воздушный бой получается жарким. И не столько по причине плотного зенитного огня, сколько по причине живучести вражеских машин. Их пилоты определённо в курсе сильных и слабых сторон своей техники, а потому стараются держаться парами, прикрывая друг-друга. Регулярно пытаются делать ножницы и использовать другие тактические приёмы, чтобы сбросить с хвоста преследователя. А потом самим зайти на штурмовиков, которым значительно сложнее дать им достойный отпор, и которые несут значительно большую угрозу десанту. А хвалёные айлонцы оказались сами не готовы к столь ожесточённой битве. И их машины падают одна за другой, разорванные оружием захватчиков.
Рутору снова и снова приходилось крутиться как змее на сковородке, ограничиваясь только короткими очередями, надеясь на накопление урона, который рано или поздно должен был свалить любую машину. Но ему было бы значительно проще, если бы кадеты послушались его приказа, а не полезли в общую свалку следом за ним. Вален даже в какой-то момент поймал себя на мысли, что ему стоило дать сбить себя, чтобы эти промытые малолетние идиоты поняли, что в кабине истребителя их ждёт только смерть, и сами бы сели где-нибудь подальше и побросали этот металлолом, хоть так спася свои жизни. А теперь ему самому приходилось прикрывать их от вражеских самолётов. Но, несмотря на все его старания, их оставалось всё меньше.
Внезапный грохот близкого разрыва заставляет лёгкую машину подпрыгнуть в воздухе, а панель управления окрашивается алыми огоньками индикаторов. Правый двигатель повреждён и вышел из строя. Правое орудие повреждено. Утечка в энергосистеме. Разгерметизация кабины. А судя по тому, как несчастный ТАЙ-файтер начало резко закручивать против часовой стрелки, правой панели уже крышка. Это ещё повезло, что ступица приняла на себя основной удар осколков вражеского снаряда, которые и так уже наверняка были на излёте. Иначе бы лишённой какой-либо брони истребитель просто разорвало в клочья вместе с пилотом. А так он остался жив. Хотя, в неуправляемой машине, что стремительно падает вниз, это ненадолго.
Когда ты несёшься навстречу земле в разваливающемся истребителе, в голове не остаётся никаких мыслей, кроме одной - это будет быстро. Но инстинкты, зашитые значительно глубже, чем даже подсознание, заставляют вцепиться в штурвал мёртвой хваткой, выжимая из оставшегося двигателя всё возможное, чтобы хоть как-то выровнять машину и выйти из штопора.
Лететь дальше на этом металлоломе было просто физически невозможно, но Рутор всё равно совершил практически невозможное, сменив крутое пике на пологое планирование и протянув почти восемь километров до того, как запас высоты был исчерпан. Большинство других пилотов просто камнем рухнули с небес, но он был лучшим, а потому приземление пусть и с большой натяжкой, но всё же можно было назвать аварийной посадкой.
– Ну вот, опять...
– успел процедить сквозь стиснутые зубы Вален, прежде чем машина зацепила стабилизаторами грунт, перейдя в беспорядочное вращение. Оставшаяся панель моментально была смята, а кабина, быстро лишившаяся ступиц, покатилась по земле, подпрыгивая как мяч. Это ещё хорошо, что в этот раз он упал в степи, где грунт был значительно мягче, чем в скалах. Потому что даже компенсатор инерции не смог бы полностью погасить такие перегрузки. Посечённый осколками корпус сминается всё сильнее, стекло фонаря разлетелось вдребезги давным-давно, обдав его градом осколков.