Сыграй ещё раз, Сэм
Шрифт:
Увы, дорога будет плоха все двести миль без исключения. Что ж, подумал Рик, затем Бог и создал «бьюики» и сделал их такими дорогими: вывезенный из Штатов и контрабандой доставленный в Касабланку, его «бьюик» обошелся в две тысячи долларов с лишним.
Сэм Уотерс так резко дал газ, что Рик с Луи, будто в самолете, влипли в кожаную спинку заднего сиденья. Спереди Саша Юрченко, огромный русский бармен из Рикова заведения, посмеиваясь, оглаживал «смит-и-вессон» 38-го калибра, которым Рик поощрил его в прошлом году.
— Вы не хотите,
— Нет пока, — ответил Рик. — Может, позже. Может, вообще не придется. Посмотрим.
— Эххх, — разочарованно сказал Саша.
Рено испустил долгий вздох. Пора продемонстрировать savoir-faire [4]— он же, в конце концов, француз.
— Красивая машина — как красивая женщина, вам не кажется, Рики? — спросил он. — Линии, изгибы, скрытая мощь под обводами. — Рено восхищался американскими машинами; оно и к лучшему, потому что европейские автозаводы давно переключились на военные заказы. — Так много надо виз, так мало времени. — Он с сожалением мотнул головой.
— Кстати, о визах, — сказал Рик. — Нам самим ведь понадобится парочка. Как, сможете устроить?
— Думаю, в этих краях у меня еще осталась какая-никакая власть, — ответил Рено, запустив руку в нагрудный карман кителя. Он давно понял, что нельзя путешествовать, не спрятав при себе надежного пропуска в безопасность. — Вот: две выездные визы.
— Пусть станет три.
— Три?
— Одна мне, одна вам и еще одна для Сэма.
— Ясно, — сказал Рено. Визы он рассматривал как нормальное платежное средство, только ценнее денег. — Требуется лишь правомочная подпись, каковая, по счастью, — во всяком случае, пока еще — моя. — И он трижды с росчерком нацарапал свое имя.
Рик извлек из кармана флягу с бурбоном, приложился как следует, предложил Рено. Маленький француз с удовольствием посмаковал виски. Сэму Рик не предложил. Ни к чему это. Сэм не пьет с клиентами, Сэм не пьет и с Риком. Даже сам с собой Сэм пьет не так уж часто.
— Будем надеяться, с вашим Джоном Хэнкоком [5]до утра ничего не случится, — сказал Рик.
В машине было тепло и сухо. Рено чуял, как рассеивается ночной холод. Все равно в Марокко ему никогда особо не нравилось. Не жаль его покидать.
— Теперь я начинаю соображать, что к чему. Вы с Ласло знали весь сценарий, когда еще ни строчки не произнесли. — Рено пожалел, что нет курева. — Когда у вас родился этот план?
— Когда Ласло оказался у вас в кубышке, ясное дело. — Рик снова закурил, предложил и капитану. — Когда вы арестовали его после сходки подполья. Я сказал вам, что вы не сможете долго держать его по такому пустячному обвинению.
— И пообещали, что заманите его в ловушку для меня, передав ему транзитные письма, — перебил Рено.
— Расклад был для вас просто идеальный, — продолжал Рик. — Когда вы увидели, как Ласло и Ильза входят в мое кафе, вы, очевидно, были на седьмом небе от счастья — ведь они оказались в том самом месте на Земле, где у вас есть власть казнить и миловать. Я дал вам шанс схватить Ласло и выставить себя героем перед Штрассером, и вы рухнули в ловушку, как грузовик с кирпичом.
— Это точно, — согласился Рено. — Но одного я все же не понял. Зачем вы отдали бумаги Ласло и его жене? Почему вы вдруг решили помочь им бежать из Касабланки в Лиссабон и в Америку? Вы ведь всегда похвалялись, что ни для кого не станете подставлять шею. У вас непременно был какой-то интерес помимо этой относительно пустяковой суммы в десять тысяч франков.
Рик уставился в окно, глядя в никуда.
— Можете считать, что я польстился на воздаяние в будущем. Или что я устал искать в Касабланке воду и находить только песок. — Рик глубоко затянулся «честерфилдом», выпустил дым. — Или можете считать, что судьба наконец настигла меня.
Ее письмо лежало у Рика в нагрудном кармане. Сэм вручил его Рику в кафе, перед тем как тот отправился в аэропорт, где его ждала фатальная встреча с майором Штрассером. Письмо было спрятано в Сэмовом пианино — там же, где Рик прятал украденные транзитные письма, с которыми Ласло с Ильзой смогли выбраться отсюда.
Мой дорогой Ричард,
если ты читаешь это письмо, значит, мы с Виктором улетели.
Я думала, что после Парижа больше не расстанусь с тобой так. И вот опять мы говорим друг другу «прощай» дважды: одно говорят губы, другое — сердца.
Верь мне, если я говорю, что, когда мы встретились, я думала, что Виктор погиб. Мы не задавали вопросов, и я не задавалась вопросом, имею ли право любить тебя. Некоторые женщины всю жизнь ищут любимого и не находят. Я нашла двух.
Сейчас, когда я пишу эти слова, я не знаю, что случится вечером в аэропорту. Как и в прошлый раз, расставаясь с тобой, я не уверена, что мы еще увидимся. Но зато теперь я могу надеяться.
В Лиссабоне мы остановимся в отеле «Афиш». Что дальше, Бог знает. Пожалуйста, приезжай, если сможешь. Если не ради меня, то ради Виктора. Ты нужен нам обоим.
Ильза
Большой автомобиль скользил сквозь сырую ночь, словно океанский лайнер сквозь спокойное море, набирая скорость, несмотря на плохую дорогу. Сэм вел машину профессионально — так же, как играл на фортепиано. Повороты он скорее чуял, чем видел, читая дорогу, как слепой читает шрифт Брайля. Город остался довольно далеко позади.
— Саша, включи-ка радио, что ли, — попросил Рик. Он устал от разговоров, и ему хотелось послушать музыку, пока еще ловится сигнал. Глядишь, будет Бенни Гудмен [6]с оркестром. Еще Рику хотелось бы знать, передают ли уже новость об убийстве майора Штрассера.