Сыграй мне смерть по нотам...
Шрифт:
Анна тоже закрывала глаза и видела перед собой Шелегину, её слабые гнущиеся ножки на непомерных каблуках и вечные пакеты из бутиков. Нарядов у Ирины Александровны накопилось, по Анниным подсчётам, насколько сотен, и все чёрные. До чего отвратительны эти тоскливые глазёнки в окружении густого хвороста намазанных ресниц! А её ненормальная дура-дочка…
Время шло, Ирина Александровна торжествовала. Последние Дашины фокусы с Вагнером и «Багателью» поглотили массу времени и сил Андрея Андреевича. Он почти не заглядывал на репетиции Рождественского концерта в музее, а когда их нельзя уже было пропускать, его
Добил Анну вчерашний слушок о том, что Ирина Александровна вместе с «Ключами» отправится на гастроли в Нидерланды. Этого только не хватало!
Сидеть сложа руки Анна больше не могла.
Она пока не знала, что скажет Ирине Шелегиной, зачем идёт к ней. Однако ярость и обида за Андрея Андреевича настолько её переполняли, что она почти бегом одолела и скользкие тротуары микрорайона Берёзки, и бесконечную пыльную лестницу шелегинского подъезда (лифт в этой дыре, конечно, не работал!)
Застать у Ирины Александровны Смирнова Анна не рисковала: тот ужинал со спонсорами. Дашка наверняка тоже где-нибудь болтается. Злая, запыхавшаяся Анна кулаком ударила по дверному звонку. Звонок жалобно тренькнул. Ирина Александровна открыла нескоро.
– Аня? – удивилась она.
Как всегда, было у неё кисловатое, утомлённое, но тщательно подкрашенное лицо и безупречная причёска. Даже спать ложится она, наверное, с этой сизой перламутровой помадой на губах!
Анне очень захотелось прямо сейчас стукнуть Ирину Александровну по носу. Но вместо этого она вежливо сказала:
– Я ненадолго. Минут на десять, не больше!
Она сняла шубку и прошла вслед за хозяйкой на кухню. Они уселись за стол. Над их головами низко висел красный абажур.
– Кофе? – предложила Ирина Александровна сухо.
– Зачем вам Андрей? – вопросом ответила Анна.
Ирина Александровна испуганно вскинула свои негустые брови. Анна ухмыльнулась:
– Поражены?
К её горлу уже катился знакомый спазм бешенства, который срывал ей прежде концерты – понервничав, она не могла петь. Но говорить могла! Заговорила и теперь:
– Зачем вам Андрей? Зачем вы надоедаете ему, отвлекаете своими никчёмными делишками, не даёте работать? По какому праву? Вы, как банный лист, прилипли к талантливому человеку и не позволяете ему ни дышать, ни творить! Подумайте, кто он – и кто вы. Оставьте его в покое, или вы очень пожалеете!
Лицо Ирины пошло пятнами и увлажнилось нервным потом.
– Как ты смеешь! – вскинулась она. – Ты с ума сошла, что ли? Ты позволяешь себе поднимать на меня голос в моём доме? Мой муж тут, дочь сейчас вернётся. Чего базар устраиваешь? Оставь меня в покое!
– Если вы дочь и мужа любите, как расписываете, то отвяжитесь от Смирнова. Займитесь своей семьёй!
– Не тебе указывать!
– Мне! Именно мне! – закричала Анна.
Спазм у неё прошёл, голос очистился и зазвенел:
– Вы полная бездарность! Ничтожество! Собирательница тряпок и побрякушек. Из-за вас он музыку писать перестал! Что вы ему можете
– А ты ему самое нужное дать собираешься? – язвительно спросила Ирина.
Обычно она бывала осмотрительна и сдержанна, если не сказать труслива. Но иногда на неё находило непрошенное упрямство и сварливость. Тогда она чеканила невесть откуда бравшиеся злые слова и плохо соображала, что делает. Анна огорошила её, грубо влезла в самое больное и дорогое и возмутила до самозабвения.
Ирина начала с кривой улыбкой:
– Аня, мы с тобой сто лет знакомы, поэтому деликатничать не стану. То, что ты в Андрея влюблена, всем известно. На здоровье! Только это как раз от тебя ему ничего не нужно. Совсем ничего! Кроме добросовестной работы, разумеется. Иди себе, дирижируй! Пойми своё место, девочка. Если тебя ещё мучают вопросы, то знай: мы с Андреем любим друг друга. Давно любим. Скоро мы будем вместе. Мы уедем в Европу и будем жить там втроём – он, я и моя дочь.
Анна не захотела верить подобной чепухе.
– А ваш любимый муж? – сощурилась она.
– Он тоже будет устроен. Мы уедем, не беспокойся. Андрей уже всё подготовил, он знает, что…
– А его творчество? Разве он при вас сочинять сможет?
– Зачем сочинять? У нас будут деньги. Уже есть кое-что. В конце концов, Андрей начнёт преподавать, чтобы нас обеспечить. У него имя, его произведения исполняются…
Анна вскочила, задев разгорячённым лбом низко подвешенную лампу:
– Его произведения? Ты собралась за счёт его произведений жить, старая грымза? Ты-то тут при чём?
– Не твоё дело. Это ты не при чем. Перестань орать и убирайся, – тихо сказала Ирина.
Её задор почти прошёл, но руки ещё тряслись, а в глазах показались слёзы. Она постаралась с достоинством откинуть назад голову и повторила:
– У-би-рай-ся!
Упрямства в её голосе больше не было. Растрёпанная, широкоплечая, сильная Анна стояла над ней. Абажур всё ещё угрожающе раскачивался из стороны в сторону. Ирине Александровне стало страшно.
Ты веришь в его сказки про Европу? – засмеялась Анна.
Андрея Андреевича она знала отлично и приготовила то страшное оружие, которым можно сразить соперницу:
– Андрей тебе врёт! Он всегда врёт, чтоб никого не обидеть. Он добрый, он ссор не любит. Да он просто не знает, как избавиться от тебя с твоими соплями и с твоей чокнутой семейкой!
Ирина Александровна замерла. Только её ресницы дрожали, будто в глаз что-то попало.
– Ну, подумай, зачем ты ему? – ухмыльнулась Анна. – Ты хоть в зеркало-то смотришься? Знаю – смотришься, причём с утра до вечера. И что там видишь? Себя любимую. Потрёпанную и облезлую. А Андрей у нас молоденьких любит, это известно всем. Да и ты в курсе!
– Какое ты имеешь право говорить мне «ты»? – попробовала сопротивляться Ирина.
– «Ты» не нравится? Правильно, что не нравится. Старухам положено говорить «вы». Ещё им зубы железные вставляют без очереди, место в трамвае уступают. Только не в Европу везут! А ты – нет, вы! – и уши развесили? Да не нужна ты ему, он на твою стерву дочку запал. Все знают!
Никто не знал ничего подобного. Это само собой, в злобном вдохновении выскочило у Анны из того омута обид, который долго копились в ней. Со дна, из глубины вынырнуло, из самой мутной и горькой черноты!