Sympathy For the Devil
Шрифт:
Не стану рассказывать, как я раздобыл ее адрес. Скажу лишь, что жила она в соседнем городке. Я решил навестить мать. И это желание было сильнее доводов разума.
Вскоре я сбежал из детского дома. Сделать это было не сложно — тем более, что заведение наше практически никак не охранялось. Была зима. Никем не преследуемый, я сел на электричку и уже через час стучался в дом, где жила моя мать.
Мать я увидел только мельком. При моем появлении она заперла двери, задвинула окна ставнями и вызвала милицию. Меня взяли прямо у дома и доставили в отделение. К вечеру
Тем же вечером они решили меня проучить, затащив в каморку у спортзала. Я решил сопротивляться до последнего. У меня было тоненькое бритвенное лезвие, которое я прятал в подошве ботинка. Когда ко мне, со словами: «Скидывай штаны!» — приблизился физрук, я полоснул этим лезвием ему по горлу. Убить человека тоненькой металлической полоской практически невозможно. Однако мне это удалось. Возможно, по причине того, что я загодя тренировался наносить удары при его помощи.
Мне было четырнадцать, сажать меня было можно. Я и сел. На восемь лет.
…От «Белорусской» я двинулся дальше — к «Новослободской». Здесь мне необходимо было найти человека в одежде серого цвета. Задача, как вы понимаете, не самая сложная.
Когда-то давно Наставник объяснял мне тайное значение схемы метро. Ничего случайного в ней нет. Это — звезда с двенадцатью лучами. Каждый цвет имеет значение. Какое? Честно сказать, этого я не запоминал. Я — практик, а не теоретик. Когда придет мое время (если придет) я объясню своему ученику, как ему действовать. Вот и все.
Людей в сером в вестибюле «Новослободской» было очень много. Я даже ненадолго заколебался. Кого выбрать? Может быть, вот ту женщину в серой кофте? Или угрюмого немолодого мужика, который сосредоточенно разгадывал кроссворды? Или, прости, Повелитель, милиционера?
Не определившись с решением, я на эскалаторе переправился на «Менделеевскую». Шансов здесь было еще больше.
Вскоре я понял, кто станет третьей жертвой. Ей будет молодой человек в скучном, но безукоризненном сером костюме. Я быстро сплюнул в ладонь вкусом серой крысы, подошел к нему и этак по-свойски хлопнул его по плечу.
Молодой человек нервно обернулся. Его глаза показались мне странными. Какими-то словно бы мертвыми. Мое лицо редко кого оставляет равнодушным. Человек в сером вздрогнул.
– Извини, братишка, — сказал я. — Обознался.
Я решил ничего ему не говорить. Пусть это сделает за меня вкус серой крысы.
Если вы меня спросите, как это действует, я почти ничего не смогу вам рассказать. Из объяснений наставника я помню, что действуя таким образом, мы меняем ауру, заставляя человека неудержимо желать попасть на конечную станцию. Так же сильно, как я когда-то мечтал встретиться с матерью. Стопроцентно ли действует этот способ? Конечно, нет. У человека, избранного жертвой, могут возникнуть какие-то дела. Из-за них он может пойти наперекор своему, даже самому сильному стремлению.
Впрочем, если все пойдет по плану, я увижу его еще раз. Может быть, придумаю, каким способом на него воздействовать, чтобы он отправился на «Бульвар Дмитрия Донского», где линии его жизни и судьбы вдруг оборвутся.
Проспект Мира — Комсомольская
Я никогда не жил дома, поэтому к тюремным условиям привык очень быстро. Во многом жизнь за решеткой была похожа на детдомовскую. В чем-то, правда, она оказалась строже. Но и беспредела было меньше.
Время в неволе тянулось ужасно медленно. Я не бычил, но и не позволял себя зачмырить. Несколько раз мне пришлось вступать в серьезные стычки. Дрался я умело и отчаянно, и тюремные задиры в какой-то момент поняли, что от меня лучше держаться подальше. В кодлы и семейки я не стремился. Общение с другими меня скорее утомляло, чем доставляло удовольствие. Единственным обстоятельством, причинявшим мне страдание, являлся вопрос: почему моя родная мать отказалась от общения со мной? Что со мной не так? Я вертел этот вопрос в голове и так, и сяк, однако не мог найти хоть сколько-нибудь приемлемого ответа. Не стоит, наверное, даже упоминать о том, что за все восемь лет мать не прислала мне ни одного письма, и ни разу не приезжала на свидание.
На истину походило разве только предположение о том, что мама боится моего уродства. Но сам я от него не страдал. Я видел, что творят в тюрьме с обладателями смазливых мордашек. Меня же обходили стороной. Во многом благодаря именно безобразному пятну у меня на лице.
Когда я вышел из тюрьмы, мне было двадцать два года. Я чувствовал себя глубоким стариком, прожившим не одну жизнь. На воле меня никто не ждал.
Я решил поехать в Москву. Деньги на первое время у меня имелись. Копеечная зэковская зарплата за восемь лет образовала более-менее приемлемую сумму. В столице я снял комнату у бабульки в Свиблово.
На зоне я закончил ПТУ, мог работать физически. Однако найти работу мне не удавалось. Меня не брали даже на самые паршивые, самые черные работы, куда без проблем устраивались все бывшие сидельцы. Кроме меня…
Деньги мои подходили к концу. Мне стало нечем платить за комнату, и я, побросав в сумку немногочисленные вещи, ушел от бабульки. Но идти мне было некуда.
Начиналась агония. Ночевал я на вокзалах, но часто ночи проходили без сна. Отсыпался я потом, в электричках. Иногда мне удавалось подработать на разгрузке вагонов. Платили там копейки, которых хватало только на слойки и пиво. Долго такая жизнь продолжаться не могла.
Не раз я задумывался о самоубийстве. И вот однажды — решился. На станции «Комсомольская» я встал у края платформы, будучи в твердом намерении прыгнуть на рельсы, когда приблизится поезд. Я гадал, который из двух рельсов — под напряжением. Мне хотелось упасть так, чтобы умереть от удара током еще до того, как мое тело разрежут на куски колеса. И тут кто-то тронул меня за плечо.
Я обернулся и от неожиданности вздрогнул. На меня смотрел некрасивый, немолодой человек. Но по-настоящему поразило меня то, что на лице у него тоже было пятно. И тоже на пол-лица. Правда, цвет пятна был не белым, а винно-красным.