Сын Архидемона (Тетралогия)
Шрифт:
– Это здесь, – произнес Торквемада, уверенно ступая по ледяному полу. – Брат Франц, что изменилось за время моего отсутствия?
К великому инквизитору подступил невысокий монах с поблескивающей в тусклом свете тонзурой. Молитвенно сложив руки перед грудью, он вполголоса произнес:
– Никаких изменений, брат Фома. Мы еще дважды допрашивали его с беспристрастием, но все наши усилия остались тщетными. Более того – грешник взывал к демонам, моля о вызволении.
– Были ли пресечены его потуги вовремя?
– Были. Мы заковали его в железа, воскурили ладан и окружили грешника кольцом из освященной вербы.
– Достойно похвалы, брат Франц.
– Таков наш долг, брат Фома.
Доминиканцы коротко кивнули друг другу. Добротно у них тут все организовано, ничего не скажешь. Прямо–таки средневековое КГБ.
– А что этот? – бросил Торквемада, шагая к зловещему приспособлению в виде деревянного колеса с шипами. На нем висит человек.
Брат Франц лишь молча указал рукой, предлагая взглянуть самому. Торквемада поднял голову, пристально рассматривая пытаемого.
– Это и есть тот чернокнижник? – тихо спросил я.
– Нет еще, – безучастно ответил великий инквизитор. – Это другой. У нас здесь довольно много грешников.
– А, другой колдун…
– Нет, он не колдун. Не уличен, во всяком случае.
– Еретик, значит…
– Нет, и не еретик. Точнее, в этом он тоже не уличен. Пока что.
– Тогда кто?
– Убийца. Обвиняется в смертоубийстве семерых христиан и нанесении ножевых ранений еще шестнадцатерым. Причем совершил это он посреди бела дня, на оживленной ромецианской улице.
У меня аж глаза полезли на лоб. Мужик – конкретный беспредельщик. В нашем мире вынесли бы однозначный вердикт – переиграл в компьютерные игры. А тут, интересно, на что положено такое списывать?
– Нет, нет, это неправда, я не виновен!.. – истошно закричал человек на пыточном колесе. – Говорю вам, я не виновен, это все клевета, это все ложь!.. Ложь!!!
– Твоему поступку есть свидетели, тварь, – заговорил Торквемада. – Твой нож едва только не проржавел от крови безвинно убиенных. Многие добрые христиане, в чьих словах мне не приходится сомневаться, без ошибки указали на тебя. Ты смеешь утверждать, что все они клевещут?
– Они просто всё не так поняли! – бешено завращал белками глаз убийца. – Вы все всё не так поняли! Я никого не убивал, это просто трагическая случайность! Я просто шел… шел по улице… с ножом!.. почему мне нельзя ходить с ножом по улице?! Многие носят ножи! А многие – даже мечи! У меня есть… у меня был нож! Я шел с ним! А эти люди… они ни с того ни с сего начали на него прыгать!.. прыгать на мой нож! Я им ничего не сделал! Я не знаю, зачем они это делали!.. не знаю! Они просто начали вдруг кричать и прыгать… прыгать прямо на мой нож! Я не хотел… не хотел, они сами! Сами! Я говорил им, чтобы они не убивали себя об мой нож… просил этого не делать!.. просил! Умолял прекратить это издевательство! Но они не слушали! Они все прыгали и прыгали на мой нож! А я пытался от них убежать, но они все равно бежали следом и продолжали прыгать на мой нож, тыкаться в него животами и шеями! Это они во всем и виноваты! Виноваты в грехе массового самоубийства! А я просто держал нож! Я ни в чем не виновен!
Впервые я увидел Торквемаду ошарашенным. Даже великий инквизитор не находит комментариев на такую бредовую отмазку. Похоже, от перенесенных пыток у мужика просто–напросто поехала крыша.
Хотя может статься, что он и до того был сумасшедшим. Иначе с чего бы ему устраивать массовую резню среди бела дня?
– Что скажешь, брат Фома? – внимательно посмотрел на Торквемаду брат Франц. – Есть мнение, что сей грешник скорбен разумом, а потому заслуживает некоторого снисхождения.
– Совершенно с тобой согласен.
– Предлагаю наказать насколько возможно милосердно, без пролития крови.
– Это хорошая мысль. Распорядись совершить приготовления, брат Франц.
Я удивленно посмотрел на инквизиторов. Не ожидал от них такой мягкости. Тут, понимаешь, самый натуральный Чикатило, а они ему милосердное наказание без пролития крови.
Это как, кстати? В тюрьму посадят, что ли?
– Вообще–то сожгут, – любезно пояснил Рабан. – «Милосердное наказание без пролития крови» на профессиональном инквизиторском жаргоне – казнь через сожжение. Или одним словом – аутодафе.
– Этот несчастный несомненно скорбен разумом, – подытожил Торквемада, отворачиваясь от маньяка. – Ибо я не услышал лжи в его словах. Он сам верит в ту околесицу, что несет здесь. Прекратив его бренное существование, мы окажем благодеяние прежде всего ему самому.
Не думаю, что бедный псих с этим согласится, но великий инквизитор, разумеется, прав. Этот мир еще не дорос до гуманного обращения с умалишенными – здесь им не делают поблажек, как у нас. Безобидных называют юродивыми и порой используют в качестве шутов. Буйных называют бесноватыми и лечат экзорцизмом. Если не помогает чтение молитв, переходят к жестким методам – погружению в ледяную воду и битью палками. Если же не помогает и это – без долгих разговоров сжигают на костре. Все просто и логично.
Оставив в покое убийцу, Торквемада в сопровождении брата Франца проследовал дальше по длинному помещению. Вдоль бесконечной вереницы пыточных устройств. Вдоль ряда дверей с зарешеченными оконцами. Равнодушно ступая босыми ногами по заляпанному кровью полу. Не реагируя на истошные крики, то и дело раздающиеся совсем рядом.
У деревянной, жутковатого вида хреновины великий инквизитор остановился. Оглядел пренебрежительным взглядом висящую на ней женщину – немолодую, обрюзгшую, с потухшими глазами – и спросил монаха, стоящего рядом:
– Ну что? Вы доискались правды?
– Она не ведьма, – басовито ответил монах, поднимая женщине голову, чтобы та взглянула на Торквемаду. – Мы выяснили это доподлинно.
– Не ведьма?.. – с сомнением взглянул на несчастную великий инквизитор. – Уверен ли ты, брат Карл? Мне говорили иное.
– Она не ведьма, – повторил монах. – Точнее, ее нельзя называть ведьмой в полном смысле этого слова. Она не обладает никакими сверхъестественными силами. Но…
– Но?..
– Но тем не менее она совершала ровно те же самые поступки, что обычно совершают настоящие ведьмы. Участвовала в чернокнижных шабашах. Пыталась насылать порчу на своих недоброжелателей. Читала задом наперед «Отче наш» и прочие молитвы. Распяла на кресте жабу и молилась ей, как языческому идолу. Мазала тело человеческим жиром. И даже принесла в жертву Ррогалдрону пятилетнего ребенка. Она либо надеялась таким образом обрести колдовскую силу, либо искренно верила, что таковая сила у нее уже имеется.