Сын Авонара
Шрифт:
– Так вот почему ваш отец отказался забирать тела. – Все эти годы я проклинала старого барона за то, что он отрекся от своих мертвых сыновей.
– Стражник должен был отдать два тела, но отдал только одно. Прошли недели, прежде чем я узнал все. Отец рассказал мне о смерти Кейрона. Он пытался выяснить, что случилось с тобой. Ах, дражайшая Сейри, мы были уверены в твоей смерти. Отцу сказали, что о тебе и о ребенке позаботились. Когда я выздоровел, то уехал сюда и больше уже не оглядывался назад. Феррант слышал, что мой брат Эван два года назад погиб на войне, так что отец теперь остался один. Но я не осмеливаюсь написать ему. Чтобы
– Это твой выбор или его?
– Он думает, что его, и этого достаточно.
– Это верно, Тенни.
Он поднял глаза, его лицо прорезала кривоватая улыбка.
– Ты говоришь как Кейрон. «Каждый должен выбирать опасность по себе». Я не думал об этом так… как о Пути дж'эттаннов.
Я похолодела. О чем думала я, повторяя подобную чушь?
– Это никак не связано с Путем дж'эттаннов. – Их Путь несет только смерть. Напрасную, бессмысленную смерть. Нет никакой «следующей жизни», никакого лучшего будущего, а для всех нас, кто остался, не будет отсрочки в расплате за подобный гнилой идеализм.
Пока Баглос делил хлеб и яблоки, я рассказала Тенни об Анне и Ионе и о моей жизни в последние десять лет. История вышла недлинной. Рассказывать было особенно не о чем. Все мы валились с ног.
Всю ночь меня мучили страшные сны. Каждый раз, когда я просыпалась, я видела Д'Нателя, стоящего в дверях хижины, в лунном свете его небритое лицо казалось жестким и злым. Я проснулась снова, когда небо начало светлеть, принца не было на прежнем месте. Должно быть, его наконец-то сморил сон. Но когда я перевернулась на другой бок, в надежде устроиться поудобнее и поспать еще часок до восхода, я разглядела его. Он, не сводя с меня глаз, сидел в тени.
17
Четвертый год правления короля Эварда
Кампания Эварда складывалась неудачно. В первый месяц четвертого года его правления армия была разбита под самым Калламатом и отброшена в горы. Даже погода, казалось, приняла сторону несчастных керотеан, жестокие зимние бури обрушились на поредевшие лейранские войска. Пять тысяч солдат погибли от голода, потому что повозки с продовольствием завязли в снегах. Еще пять тысяч замерзли, раненых бросали из-за страха погони. Остатки лейранской армии притащились в Монтевиаль с началом зимы, среди них был Эвард и его двор.
Барон Гесперид, молодой дворянин, потерявший на войне правую руку, публично обвинил Эварда в неумении вести кампанию. Он намекнул, что король пообещал раздать друзьям новые земли в Керотее до весеннего обложения налогами. Лишь вмешательство Совета лордов спасло молодого барона от казни по обвинению в измене. Тогда Эвард лишил его земель и титулов и изгнал из Лейрана на тридцать лет.
– Думаю, ему повезло, – заметил Мартин. – Он счастливее всех нас, кто менее активно обличал эту беспримерную глупость. Не хотел бы я оказаться здесь, когда Эвард станет выбирать себе козла отпущения. – Но разумеется, он оказался. Все мы оказались…
– Конечно, это все проклятые маги. Керотеей правят Жрецы варваров. Они утверждают, что могут говорить со своими богами-конями, богами-лягушками или кем там еще… Ты же знаешь, Сейри. Твой муж изучает все эти варварские штучки.
– Илеху – получеловек-полуволк. – Глупая гусыня! Я едва удержалась от того, чтобы не ударить по стакану с вином, которым графиня размахивала
– Именно так, – продолжала она, обращаясь к трем женщинам, тупо таращившимся на нее. – Дикари утверждают, что этот Илеху приказывает им уничтожать детей, если они рождаются слабыми или с какими-нибудь недостатками. Я слышала, они едят сердца несчастных крошек, как это делают маги. Какое счастье, что король Эвард избежал их чар!
Да, Кейрон рассказывал мне о керотеанах. Они считали, что их жестокая традиция была милосердием для тех, кому приходилось выживать в суровых условиях горного королевства. Но лейране никогда этого не поймут, а все непонятное для них было окутано завесой зла, которого их приучили бояться, а пуще всего – магии.
– Я слышала… – вздрогнула похожая на воробья баронесса слева от меня, прижимая ко рту тонкие пальцы. – Я слышала, они снова появились среди нас, – прошептала она. – Маги…
– Прошу прощения, – перебила я. – Кажется, мой муж готов идти. Чудный вечер, графиня. Кейрон в восторге от тех экспонатов, которые вы дарите собранию древностей.
– Я просто не понимаю, как такой благородный человек, как ваш Кейрон, может восторгаться подобным хламом, но я сказала Фенизу, что больше не потерплю всего этого в доме. Что, если вещи заговорены? Мои собаки ведут себя как-то странно в последнее время…
Сразу после изгнания Гесперида поползли слухи, что керотеане добились победы с помощью магии. В следующие дни нельзя было выйти на улицу, чтобы не услышать разговоров о керотеанских жрецах и их дьявольских кознях. Уцелевшие в походе божились, что в горах появились снежные чудища, которые похищали припасы и уничтожали их товарищей. Морозные призраки водили лейран по бескрайним заснеженным долинам, заклинания лишали воинов силы, заставляя их ложиться на снег и лежать, замерзая. Любая неудача того зимнего похода была вызвана дьявольским вмешательством.
Я приходила в исступление от этого… и от Кейрона, который пытался успокоить меня.
– Ну же, я еще меньше похож на керотеанца, чем сам Эвард, к тому же я ненавижу зимние поездки.
Это меня не радовало.
– Иди ко мне. – Он обнял меня. – Я буду осторожен. Обещаю.
В один из таких приступов, когда он пытался утешить меня пустыми обещаниями, я наконец рассказала ему, как убила в Тредингхолле человека.
– Я сделаю это снова, чтобы защитить тебя, – заявила я. – Но сейчас я не вижу, кто крадется у тебя за спиной, и это доводит меня до безумия. Как ты можешь так жить? Ты должен нести ответственность за себя самого.
Он не рассердился за то, что я сделала. Не ощутил ко мне отвращения, чего я так боялась все это время. Был в ужасе? Да! Он не заметил падения того человека. Горевал? Да! Потому что мне пришлось пойти на такой поступок, а потом молчать о нем, неся всю тяжесть содеянного на своих плечах. Но мое обвинение в безответственности сильно задело его. Он стоял у садовой калитки, припорошенной снегом, и его лицо было бледно, как падающие хлопья.
– Я не могу указывать тебе, как следует жить, Сейри, – произнес он после долгого молчания. – Ты та, кто ты есть, и не мне тебя менять. Твоя любовь, твоя доброта, твоя храбрость – счастье моей жизни. То, о чем ты рассказала мне, ничего не добавляет к тому, что я знаю и ценю все эти годы. Но мое призвание, мои силы требуют от меня иного. Звезды ночи, неужели ты думаешь, это просто?