Сын болотной ведьмы
Шрифт:
– Да, но у себя – только воду, и только из этого кувшина. Вчера Цинтас вылил остатки и принес свежей, и правитель накричал на него. Сказал, чтобы наполнял кувшин только тогда, когда в нем не останется ни капли. И не смел выливать из него воду. Ее хватает на сутки, с вечера до вечера.
Я задумалась. Может, Кэрриган добавляет туда что-то? Какое-нибудь зелье? Пьет, и все, кто смотрят на него, видят Гергиса? Жаль, что Цинтас рассказал об этом так поздно. Даже если выяснит что-то еще, я об этом уже не узнаю. Но все равно наблюдение не лишнее. Возможно, еще и пригодится.
Мое мнимое самоубийство было
Разумеется, я понимала, что мой план – сам по себе безумие. Даже если удастся благополучно ускользнуть, что делать дальше? Где искать мага или ведьму, который сможет снять заклятие с Гергиса? Но сейчас я не могла позволить себе такую роскошь думать об этом. Надо было убраться подальше от дворца. Так, чтобы все считали меня мертвой, как и Мариллу. В первую очередь – Кэрриган и Ольвия.
Гергис был нужен им живым. Я – нет. Все, что могли, они уже получили. Сначала подобрались через меня поближе к нему, чтобы навести чары, а затем узнали все самое необходимое. Конечно, я могла быть полезна и дальше, но… случилось то, что случилось. И теперь, во избежание осложнений, от меня стоило избавиться. И побыстрее. Поэтому временем, чтобы придумать нечто более надежное и менее рискованное, я не располагала.
Похороны прошли без неожиданностей. Такая же траурная процессия через весь город на кладбище, еще одна могила в той его части, где хоронили правителей и членов их семей. Я без конца рыдала, и снова для этого не требовалось притворяться. В слезы уходили напряжение и тревога, и это придавало сил.
– Постарайтесь успокоиться, Эллерия, - сказал Кэрриган, проводив меня до спальни. Вдали от посторонних глаз ему уже не надо было изображать скорбь, и он даже не пытался притворяться. – Мариллу не вернешь, а вас бесконечные слезы не красят.
– Я не нуждаюсь в ваших советах… Гергис, - процедила я сквозь зубы и захлопнула дверь.
Отпустив Тиану спать, я с помощью Мии переоделась в самое простое повседневное платье со шнуровкой спереди и высоко заколола волосы на макушке. К висевшему на шее медальону добавила кожаный мешочек на шнурке, где лежали остатки драгоценностей и немного денег, которые дал Вейлис. Даже не дал, а буквально заставил взять. Утром он спрятал в кустах на берегу канала заплечную сумку, куда я сложила платье, белье, теплые ботинки, плащ и еще несколько самых необходимых вещей.
Мия вытащила из комода десяток простыней и связала их между собой, крепко стянув узлы и намочив их.
– Это чтобы покрепче, - пояснила она. – Когда мы в детстве купались в пруду и хотели над кем-то пошутить, мочили рукава и штанины белья и завязывали узлами. Так сильно не затягивали, но все равно было непросто развязать.
Простыни Мия сложила в корзину. Если бы кто-то попался ей на пути и спросил, могла ответить, что идет в прачечную: ведущая туда лестница как раз находилась в той самой башне.
– Все в порядке, госпожа, - успокоила она, вернувшись. – Я привязала простыни к перилам и открыла окно. Только мне придется помочь вам выбраться, оно высоко.
Мы дождались, когда большие часы над главным входом пробьют два раза, и осторожно пробрались в башню. Поставив светильник на ступеньку лестницы, Мия подсадила меня, и я залезла на оконный проем.
– Удачи вам, госпожа, - пожелала она. – Пусть у вас все получится.
Мы договорились, что она подождет, пока я не спущусь и не подергаю простыни, дав знать: все в порядке. Подоткнув подол под пояс, я скользила вниз, перебирая руками по свернутой в жгут ткани. Было страшно, что узлы могут развязаться, но Мия оказалась права: мокрые, они затянулись под моей тяжестью намертво.
Очутившись на стене, я перевела дух и спустилась на землю. Подала знак Мии, сняла башмаки. Собираясь, я сообразила в последний момент, что вместо плаща лучше бросить в воду накидку. Кто же лезет из окна, чтобы утопиться, в плаще? А накидку в холодное время носили поверх платья для тепла.
Вода оказалась ледяной, аж дыхание перехватило. Но обратного пути не было. Теперь только вперед. Я плыла, огибая остров, от холода не чувствуя рук и ног. Зайдя ко мне после похорон, Вейлис сказал, что сумка спрятана на пологом берегу канала, с самого края зарослей. Благо луна светила ярко, можно было не бояться, что не замечу. Если только кто-то не нашел и не утащил.
Наконец я поравнялась с нужным местом и выбралась на сушу. Сумка лежала под кустом, прикрытая ветками. Сняв одежду, я встряхнулась всем телом, как мокрая собака, и быстро оделась в сухое.
Ну вот, и это удалось. Но поверят ли, что я действительно утопилась, а не сбежала? Тут был самый большой изъян моего плана. Впрочем, сейчас думать об этом уже не имело смысла. Надо было уйти как можно дальше. Выйти вдоль канала к реке, а затем по берегу – прочь из города.
Я закинула сумку за спину, и тут рядом раздался шорох. Чья-то рука схватила меня за плечи, а другая зажала рот.
25
– Тише, госпожа!
– Высшие силы, Вестар! – пробормотала я ему в ладонь. – Это было обязательно?
– Вы могли закричать от неожиданности, - он убрал руку и продолжил тихо: - А чуть дальше по берегу устроили себе логово бродяги. Крайне неосмотрительно идти мимо них ночью, одной.
– Откуда я знала! И у меня не было другого выхода.
– Мы с вами обойдем их стороной. Нам надо уйти подальше от города. Вас будут искать, как только хватятся. Боюсь, никто не поверит, будто вы решили утопиться.
Меня знобило так, что я невольно стучала зубами. После холодной воды было никак не согреться, даже в теплом плаще. А тут еще неожиданное появление Вестара. Он что, ждал меня? Но как узнал? Неужели Вейлис или Мия?..
– Я вам все расскажу, - Вестар словно прочитал мои мысли. – Но чуть позже. Когда окажемся в тепле, в более или менее безопасном месте. А сейчас дайте руку и идите за мной.
Невольно вспомнилось, как Гергис вытащил меня из болота и вот так же волочил за собой, почти бегом. Только тогда был день, и то я без конца спотыкалась. А сейчас не видела ничего дальше двух шагов. И все мои мысли крутились вокруг того, как не наступить на подол и не упасть. Но уж лучше было думать об этом, чем обо всем остальном.