Сын Чернобога
Шрифт:
И только тогда на площади появился Воислав Рерик. Он единственный из всех варягов был верхом. Конь под ним был белым – конь Световида. Всем собравшимся на площади, оружным и безоружным, варягам и ладожцам, стало ясно, что наступил час ответа. Не Рерик спрашивает у кудесника Божидара, зачем пролилась славянская кровь, а сам бог Световид.
Божидар так и не нашел ответа на этот вопрос, бог Перун не простер десницу над своим первым ближником и не вложил в его уста веского слова. Молчал Божидар. Долго молчал, целую вечность. А. потом достал из складок одежды жертвенный нож и так же молча воткнул его себе в грудь. В тот же миг удар молнии рассек потемневшее небо,
Великий князь Рерик не пошел против бога, приподнявшись на стременах, он зычно прокричал на всю площадь:
– Отпустить мятежников! Да будет услышан на землях словен голос Перуна. Да отзовется он в наших сердцах, ибо не к крови призвал он нас, а к миру. И пусть будет так, как я сказал.
Глава 5
КНЯЗЬ ГРАДИМИР
Князь Градимир с интересом выслушал посланца киевских князей, любезного боярина Казимира. Надо же, что на белом свете делается. И ладно бы где-то за морями, а то у ближайших соседей, приильменских словен. О князе Воиславе Рерике Градимир, конечно, слышал и даже принимал года два назад его послов. Ничего важного те послы кривичам не сказали, зато преподнесли князю арабский меч в ножнах, усыпанных драгоценными каменьями. Возможно, в этом даре и был какой-то тайный смысл, но Градимир его не уловил и отдарился хазарским седлом, богато отделанным серебром и златом. Пусть горделивые варяги не думают, что кривичи щи лаптем хлебают.
На первое место в славянских землях князь Градимир не рвался, сидел себе скромно в Смоленске, лаялся время от времени с волостными князьями, которые слишком много воли на себя брали, не заботясь о ряде, заведенном от дедов-прадедов, дожил тихо-мирно до тридцати пяти годов и вдруг обнаружил, что оказался между двух сил, ощетинившихся друг против друга. Какой леший принес из-за моря этого варяга? Да и Аскольд нисколько не лучше. Воитель! Мало ему своего добра, так он ромеев взялся зорить. Договор он с ними заключил, а кому тот договор нужен.
– Так, говоришь, Рерик решил строить новый город? – спросил со вздохом Градимир у боярина Казимира.
Боярин поднес к губам серебряный кубок.
– Не решил, а строит уже. Года четыре минуло, как тот град заложили. В Ладоге ему ныне сидеть не с руки. Злы на него ладожане за старейшин, погубленных пять лет назад.
– Был у меня боярин Доброгаст, – кивнул Градимир. – Рассказывал, как дело было. Выходит, Рерик пошел против вечевого приговора. А боярина Вадимира, конечно, жаль.
– Боярин Доброгаст теперь в Киеве, – понизил голос едва ли не до шепота Казимир. – Князь Дир его обласкал, наделил землею, но все одно – чужая сторона. А за Рериком стоят Велесовы волхвы, у них теперь новый кудесник – Осташ. Из простых, говорят, вышел, но власть взял твердо, не только боготуры, но и волхвы смирно ходят под его рукой.
Сидели князь с боярином по-простому, распоясав рубахи, посторонних в горнице не было, а потому и разговор между ними шел доверительный. Боярину Казимиру в этом году на седьмой десяток перевалило, но бороду он брил, а потому и выглядел моложе своих лет. Князь Градимир на четверть века моложе киевлянина, но чревом с ним почти сравнялся. Дороден был великий князь кривичей, чего уж там. Видимо, спокойная жизнь сказалась.
– Жениться тебе надо, князь Градимир, – посоветовал Казимир. – Чего в твои-то годы вдовствовать. А мало одной жены, так бери две. Негоже, когда у великих славянских князей нет достойного потомства.
– Так у меня этого потомства полный терем, – удивился неожиданному совету князь.
– А матери у них кто? – укорил хозяина гость. – Холопки да робы. Вот и лезут на славянские столы пришлые варяги. Кровь у них, видишь ли, царская. От кагана Додона свой род ведут, от Меровея Венеда. А кто у нас того Меровея помнит? Тех Меровеев с франкских столов сбили, так теперь мы их будем у себя привечать и выи перед ними гнуть?
– Не пойму я, к чему ты клонишь, боярин Казимир? – нахмурился хозяин.
– А к тому я клоню, князь, что если не тебя, то твоих сыновей собьют с великого стола, объявив худородными.
– Это я-то худородный! – взвился Градимир. – Да я свой род поименно от князя Вандала считаю.
– А кто спорит-то, – сразу же пошел на попятный струхнувший боярин Казимир. – Нет среди славянских князей родовитее тебя. Ну, разве что князь Дир, потомок Кия. Но видишь, как боги распорядились. Нет у Дира достойного преемника. Княжич Герлав сын Аскольда числится ныне наследником киевского стола, но это ведь как удельники и бояре посмотрят.
– А я думал, тебя Аскольд послал? – задумчиво почесал затылок Градимир.
– Стар я, чтобы его умом жить, – обиделся Казимир. – Мой отец был первым боярином в Киеве, когда об этом варяге и слыхом не слыхивали. От князя Дира я тебе совет привез, Градимир. И совет тот мудрый – женись. Нельзя допустить, чтоб такая кровь в землю ушла, не оставив достойного потомства в славянских землях.
– И на ком я должен жениться, по-твоему?
– На внучке Гостомысла, – спокойно сказал Казимир. – На дочери его младшего сына Любогаста. Ей ведь семнадцатый годок пошел. Живет она приживалкой у своей сестры, боярыни Златы, в Пскове. Вот ведь как бывает с великими родами, Градимир. Три сына было у Гостомысла и четыре внука от тех сыновей, и всех их пережил великий князь словенский.
– Поди уродлива девка-то, – недоверчиво глянул на гостя хозяин.
– Кровь с молоком, – обиделся Казимир. – Краше Милорады, дочери Любогаста, нет девушки в славянских землях.
Градимир призадумался. Его покойная жена и не была бесплодной, но рожденные ею дети на этом свете не задерживались, а сыновья, прижитые с наложницами, конечно, не в счет. Лет через десять великий князь радимичей вполне может оказаться в положении Дира, когда твою власть вроде бы никто не оспаривает, но ближники уже шарят глазами по сторонам в поисках достойного преемника. А тут еще варяги, будь они неладны. Спихнут со стола, и глазом не успеешь моргнуть. Те же волхвы скажут, что де богам Градимир не мил, потому и не дали они ему достойного потомства. А свои дуроломы начнут орать на вече – «не люб». Сила князя не только в нем самом, но и в его детях, это знают все. Видимо, и впрямь пришла пора Градимиру задуматься о будущем.
– Псков-то ныне за Рериками, – вздохнул князь. – Там сидит удельником Трувар, брат Воислава.
– И пусть сидит, – всплеснул руками Казимир. – Ты же сватов туда засылаешь, а не мечников. Хочешь, я за девкой съезжу. Путь неблизкий, но я готов телеса растрясти, чтобы тебе угодить, князь.
– Не пойму я, боярин, какая тебе выгода в моей женитьбе?
– О детях я беспокоюсь, князь. У меня ведь трое сыновей, не считая девок. А если варяги в Киеве утвердятся, разве ж станут они с местными родами считаться. Возьми тех же новгородских бояр, чуть не дюжина их ныне прибежала к Диру. И не всем так повезло, как Доброгасту, иные перебиваются в нищете и забвении.