Сын детей тропы

Бонс Олли

Уши не услышали дыхания рядом, не уловили трепетания перьев. Зато ветер принёс людской голос, хриплый, испуганный.

Подхватив заплечный мешок, Шогол-Ву пошёл на голос, бесшумно ступая в мягких сапогах.

Человек со связанными за спиной руками плясал в петле, удерживаясь на носках. Вскидывал голову в попытке отбросить со лба русые пряди, но те, склеенные кровью, закрывали глаза. Рядом с человеком топталась нептица, обходя неспешно, несильно поддевая клювом то спереди, то сзади.

— Пошла

прочь, тварь! — сипло и жалобно сказал, почти прошептал незнакомец.

Тут он встретился взглядом с Шоголом-Ву, дёрнулся испуганно, и ноги не удержали. Нож был у запятнанного наготове, и он обрезал верёвку, оставив человека кашлять и извиваться на истоптанном грязном снегу.

Нептица скакнула, припав на передние лапы, толкнула упавшего клювом. Тот пытался отползти, но путы не давали, и петля на шее всё ещё давила. Шогол-Ву присел, протянул руку, и человек отшатнулся от ножа, блеснул широко раскрытый глаз на перепачканном лице.

— Не... лезь! — прохрипел незнакомец. — Смелый, да, когда я связан? Развяжи меня, трусливый пёс, дай нож, и посмотрим, кто кого!

Запятнанный перевернул его без лишних слов прямо в грязь лицом и перерезал ремни на руках. Пока резал, нептица поставила лапу на спину упавшему.

— Отойди, — сказал Шогол-Ву, хлопнув её по боку.

Нептица поглядела хмуро, встопорщив перья на лбу, шумно втянула воздух и отошла в сторону. Человек тут же откатился, сел, прислонясь к мокрому тёмному стволу, дёрнул верёвку на шее. Стянул, отбросил в сторону. Провёл рукой, запачканной в грязи, по лицу, убирая волосы с глаз.

— Что? — оскалился он. — Хочешь, чтобы я бежал? Любишь играть с добычей, охотник? Я тебе не добыча! Не добыча, понял?

Сиплый голос его временами срывался, делаясь тонким.

Человек зашарил рукой, подобрал упавший сук, не отводя взгляда от Шогола-Ву.

Запятнанный пожал плечами, спрятал нож и пошёл своей дорогой. Нептица, он слышал, помедлила, а потом скакнула следом.

И кто-то второй, легче нептицы, поднялся с коротким стоном, сделал шаг по грязи — неуверенный, ещё один — и зашагал уже быстрее. Сапоги тяжёлые, с грубыми подошвами. Хворост под такими трещит, ломаясь, а мокрая земля прищёлкивает языком, отпуская с неохотой.

— Эй! — раздалось за спиной слабое, а потом погромче:

— Эй, погоди! Стой... Да стой же ты!

Шогол-Ву обернулся.

Человек догнал его и теперь стоял, упираясь ладонями в колени. Поднял голову.

— Почему не убил? — спросил он.

Запятнанный пожал плечами и отвернулся, собираясь уходить. Человек заспешил следом.

— Мы не враги с тобой, а? Не враги?.. Ты куда идёшь?.. Эй, глухой ты, что ли?

Шогол-Ву продолжил шагать размеренно. Нептица, шедшая по левую его руку, выгнула шею, косясь на непрошеного спутника, фыркнула, вскинув голову, и ускорила шаг, высоко поднимая лапы.

Ветер нёс уже запах дыма и стук топоров, а значит, недалеко была граница людских земель. Запятнанный прислушался, ловя

голос реки. Нужно было уйти за правый берег, в глушь.

— Тебе туда, — сказал Шогол-Ву незнакомцу, указывая рукой. И больше на него не поглядел, но слышал, что человек не отступился.

Он тащился за ними к берегу. Глухо упал, видно, поскользнувшись на вязкой глине. И в реке упал тоже, не умея выбрать путь, не чуя дно ногами. Шогол-Ву даже не оглянулся: он подарил человеку жизнь два раза, срезав петлю и указав путь. Он ничего не должен был ему в третий раз.

Человек пытался ещё звать. Одолев реку, он почти нагнал запятнанного, но силы иссякли. Шаги его делались всё тише и, наконец, стали не слышны.

Шогол-Ву прошёл ещё немного, когда зоркий глаз его заметил древесника. Безволосое складчатое тело цвета коры, с виду как нарост на старом дереве, даже не шевельнулось. Человек бы не заметил, пройдя мимо. Дети тропы умели видеть дичь, и пришло время обеда.

Шогол-Ву снял с плеча лук, потянул стрелу из колчана. Он натягивал тетиву, когда нептица бросилась из-за плеча, схватила древесника, подбросила в воздух, поймала и перекусила пополам. Подняла с земли половину, встряхнула, принялась рвать, придерживая лапой.

Запятнанный пожал плечами, убрал лук, подошёл и взял то, что осталось. А потом, отойдя в сторону, начал рыть яму для костра.

Когда огонь пылал вовсю, а куски мяса на прутьях стали подрумяниваться, вдалеке показался человек. Он шёл, пошатываясь, а как добрёл до поляны, упал в снег лицом и больше не шевелился.

Нептица, повеселевшая после еды, тянула клювом его промокшую, отяжелевшую куртку, пачкала лапами штаны, заходя то слева, то справа, но человек её не гнал. Шогол-Ву смотрел, скрестив руки на груди. Потом, покачав головой, перевернул незнакомца.

Тот открыл глаза, серые, как хмурое лицо Двуликого. Поморщился.

— Я... договориться, — прохрипел он. — Нужен проводник. Заплачу... щедро.

— Нет, — сказал запятнанный и вернулся к мясу, вовремя отогнав нептицу. Та щёлкнула клювом обиженно, вскинула голову, фыркнула.

Человек приподнялся на локтях.

— Меня звать Нат, — сказал он. — А тебя?

— Иди к своим, Нат. Путь ты знаешь. Там ищи проводника.

— Нужен самый лучший. Ты мне подходишь, сын детей тропы. Ну что, по рукам?

Шогол-Ву промолчал. Он почти жалел, что обрезал верёвку.

— Ты вот чего не со своими? — не унимался человек. — Не на охоту вышел, это ясно. Меня трогать не стал.

Он перевёл взгляд на нептицу.

— Ты ходишь к степям...

— Иду, — поправил его Шогол-Ву.

— Идёшь. А зачем?

И подполз ближе к огню.

— Уходишь от своих, да?

Человек настороженно глядел на Шогола-Ву, а рука его тянулась к мясу. Пальцы подрагивали.

Сын детей тропы метнул нож не глядя. Лезвие глубоко ушло в землю, и человек отдёрнул руку.