Сын графа Монте-Кристо
Шрифт:
— Вам, без сомнения, известно мое положение при дворе?
— Извините меня,— ответил атлет,— но я слишком далек от придворных сфер и никогда ими не интересовался.
— В таком случае знайте, что я пользуюсь большим влиянием и могу быть полезным вам и… вашему сыну.
— Фанфаро — не мой сын!
— Может быть, его родители — бедные люди, и тогда тем более…
— Он сирота, я нашел его на большой дороге.
— Каким образом?
— Это было очень давно. Раз зимой ехал я на своей повозке вместе с акробатами, служившими в моей труппе, через Вогезы… Вдруг послышались звуки труб. Впрочем, в то смутное время такая музыка никому не была в диковинку, и я, не обращая внимания, поехал дальше. На краю оврага я увидел мальчика лет десяти, он склонился над убитым трубачом, судорожно сжимая его трубу. Без сомнения, ребенок звуками звал на помощь, но ослабел^ и лишился чувств… Кругом валялись трупы французов. Я взял малютку на руки, положил в повозку и обогрел, накормил, а в память сыгранной им фанфары назвал его Фанфаро.
— Разве он не знал своего имени?
— Он впал в горячку и был на волосок от смерти. По выздоровлении у него пропала память, и лишь спустя несколько месяцев ребенок припомнил название деревни, где он жил…
— И эта деревня называлась?…
— Лейгут.
Маркиз вздрогнул, но скрыл свое волнение и не выдал себя.
— Мало-помалу мы узнали также, что его отца звали Жюлем, мать — Луизой, сестру — Лизеттой, а его самого Жаком. По этим данным я начал в Лейгуте свои поиски, но ничего не добился. Деревня был сожжена казаками, жители погибли, мать Жака сгорела в доме. Мальчик остался у нас, научился нашему ремеслу, и мы горячо полюбили его. Вот и все, что я могу сообщить вам о нем, маркиз.
На лбу Фужереза выступил холодный пот: всякое сомнение исчезло — Фанфаро был сыном его покойного брата!
В эту минуту дверь быстро отворилась и в комнату вбежал Фанфаро.
— Ты жив, отец! Слава и благодарение Господу!
Акробаты крепко обнялись.
— Господин Фанфаро,— обратился к гимнасту маркиз,— позвольте мне выразить вам свою искреннюю благодарность за то, что вы, забыв о себе, спасли мне жизнь.
— Я только выполнил свой долг, маркиз.
— А я не забуду о своем, и если смогу чем-либо вам быть полезным…
С этими словами маркиз удалился. На лестнице он столкнулся с Симоном.
— Сам ад шлет нам свою помощь,— поспешно сказал Фужерез. Знаешь ли ты, кто такой этот Фанфаро?
— Нет, маркиз.
— Этот акробат — сын моего брата Жюля де Фужереза!
— В самом деле?
— Да, и вот мой план: этот юноша должен умереть, но при таких обстоятельствах, которые дали бы возможность раскрыть его настоящее имя. Тогда Пьер Лабарр должен будет заговорить. Ты меня понял?
— Вполне, маркиз. Со своей стороны я должен вам сообщить, что этому Фанфаро предназначена большая роль в политическом заговоре, о котором я уже вам говорил.
— От кого ты это узнал?
— От одного акробата из труппы Жирделя, которого зовут Робекаль.
Маркиз вырвал листок из своей записной книжки, написал несколько строк и затем сказал Симону:
— Возьми эту записку и вместе с Робекалем беги в Ремирмон. Там ты обратишься к президенту полиции, графу де Вернак, и передашь ему мое письмо. Граф известен своей преданностью престолу, и поэтому тотчас же пришлет жандармов, которые арестуют Фанфаро и Жирделя. Об остальном позабочусь я.
— Ваше приказание будет исполнено в точности, маркиз,— ответил Симон и вышел.
10. Побег
Уходя вместе с Симоном, Робекаль сообщил Ролле, что они едут в Ремирмон за жандармами, которые арестуют обоих атлетов.
Ролла и Перепелочка спали в одной комнате. Когда молодая девушка вошла туда, Королева Пушки, пьяная, сидела за столом, положив на него голову. Ролла злобно глянула на девушку и прошипела:
— Погоди, голубушка! Скоро спесь-то с тебя пособьют! Кто тебя утешит, когда они уведут твоего Фанфаро?
— Что такое? Фанфаро уведут? — с ужасом спросила Перепелочка.
— А, испугалась? Да, уведут: жандармы мигом будут здесь. За ними поехали Робекаль и… другой.
Ужас охватил Перепелочку. Неужели ее отцу и Фанфаро грозила опасность?
— Теперь я пойду и лягу спать,— пробормотала Ролла,— а когда проснусь, наши голубчики уже будут под замком.
Она закрыла глаза и вскоре захрапела.
Перепелочка без шума вышла из комнаты, хорошо закрыла за собой дверь и побежала наверх будить отца.
В коридоре она столкнулась с Бобишелем, которому немедленно сообщила все то, что услышала от Роллы.
Жирдель и Фанфаро были разбужены и оповещены о случившемся.
— Как же теперь нам быть? — спросил, обратившись к Фанфаро, Жирдель.
— Нам надо бежать,— ответил юноша,— служа родине и нашему делу, нельзя губить себя… Дай Бог, чтобы еще не было поздно!
— Итак, бежим!— сказал атлет.— Повозку придется бросить здесь и взять только лошадей. Я посажу к себе Перепелочку, а вы вдвоем сядете на другую лошадь…
— Нет, хозяин,— перебил его клоун,— это вы не дело задумали. — Вас-то и одного едва свезет лошадь. Пусть Фанфаро возьмет к себе Перепелочку, а я поплетусь пешком, а позже встретимся. Куда вы направитесь?
— В Париж, а теперь поспешим. Ты, Бобишель, ступай вниз и оседлай лошадей, а мы через окно — и тягу… Но только вот что: как нам быть с Роллой?
Он прошел в комнату жены и через минуту вернулся.
— Ролла совершенно пьяна и крепко спит; придется оставить ее здесь на попечение Шванна.
Между тем Бобишель моментально связал несколько простыней, и с их помощью акробаты спустились вниз. Через две-три минуты они уже выехали на большую дорогу.
Бобишель бежал за Жирделем. Вдруг он остановился и сказал:
— Я слышу топот лошадей, мы удрали как раз вовремя.
Когда жандармы вместе с Симоном и Робекалем доехали до гостиницы «Золотое солнце», беглецы были уже далеко. За ними тотчас же была снаряжена погоня.
Когда жандармы добрались до леса, то произошло нечто очень странное: три лошади, одна за другой, на полном скаку споткнулись и попадали. Жандармы подняли страшный крик: один сломал себе руку, другой вывихнул ногу, а лошади расшиблись настолько, что их тотчас же пришлось пристрелить.