Сын каторжника
Шрифт:
Господин Кумб подумал было о том, что надо предупредить власти, но никакими точными сведениями он для этого не располагал; затем, устыдившись собственной слабости, он решил сначала дождаться предполагаемых им актов насилия, а уж потом прибегнуть к закону для своей защиты. И с этого времени он стал постоянно наблюдать за своими соседями.
К несчастью, складывалось впечатление, что хозяин шале заранее остерегался г-на Кумба, поскольку спустя два дня, именно так, как он и обещал, по всей длине общей стены рабочие высадили ряд прекрасных пирамидальных кипарисов, уже возвышавшихся над ней на два фута.
Подобные меры предосторожности лишь удвоили опасения г-на Кумба, и,
В течение целой недели при малейшем шуме с соседской стороны он обязательно поднимался на свой наблюдательный пункт, однако ни разу не заметил ни г-на Риуфа, ни его друзей. Была привезена мебель и кухонная утварь, однако не это интересовало г-на Кумба. Но когда в пятницу он увидел, как с двухколесной тележки спустили какое-то громоздкое устройство, покрытое серым полотнищем, из-под которого торчали две длинных железных руки, оканчивавшиеся рычагами; когда он заметил, с какими предосторожностями этот предмет был перенесен во двор шале, — он подумал, что нашел разгадку.
Общество Вампиров было обществом фальшивомонетчиков.
И потому с тревожно бьющимся сердцем, едва переводя дух, в субботу вечером он поднялся на наблюдательный пункт.
Около восьми часов вечера прибыл г-н Риуф со своими тремя сподвижниками.
Ночь была темной и беззвездной; сквозь наглухо закрытые в шале ставни из комнаты на первом этаже пробивался бледный свет.
Внезапно, хотя г-н Кумб не слышал шагов на дороге, калитка в саду соседа повернулась на петлях; в то же мгновение он заметил двух громадных призраков, одетых в черное, скорее скользивших, нежели шедших по песку аллеи.
Он услышал легкий шелест своего рода саванов, скрывавших от него очертания призраков.
Призраки бесшумно вошли в шале, по-прежнему остававшееся безмолвным и мрачным.
Господину Кумбу казалось, что его сердце готово выскочить из груди. Капли холодного пота выступали у него на лбу. Он не сомневался, что увидит сейчас некое странное зрелище. И действительно, дверь шале вновь отворилась, но на этот раз чтобы выпустить тех, кто был в доме.
Двое первых, увиденных им, были одеты в длинные монашеские рясы с капюшонами: это была одежда серых кающихся грешников, тех, кого в Марселе называли членами общества Святой Троицы и в чьи обязанности входило погребение умерших.
Один из них держал в руке веревку. Другой конец ее был завязан на шее юной девушки, шедшей непосредственно за ним. Затем следовали другие кающиеся грешники, одетые, как и двое первых, во все серое.
Девушка была смертельно бледна; ее длинные распущенные волосы ниспадали по плечам и окутывали покрывалом грудь, которую льняное платье, ее единственная одежда, оставляло обнаженной.
Как только все кающиеся грешники собрались в саду, они приглушенными и неровными голосами запели погребальные псалмы. Завершив третий круг, они остановились у колодца, над которым была установлена железная поперечина, напоминавшая виселицу.
Один из кающихся грешников взобрался на эту поперечину и, сев там на корточки, стал похож на огромного паука.
Другой привязал веревку к кольцу.
Девушку подняли и поставили на самый край колодца, и г-ну Кумбу послышалось, как палач откликнулся на мольбы жертвы лишь тем, что велел своему товарищу быть готовым к тому, чтобы спрыгнуть на плечи несчастной.
Остальные
Господин Кумб дрожал как лист, его зубы часто стучали, а дыхание походило на хрип. Однако он не мог позволить, чтобы несчастная умерла таким образом. Нужно было подумать о том, чтобы вырвать ее из лап этой ужасной смерти, а уж затем — о том, чтобы сохранить себя для мести этим манам. Он собрал все свои силы и испустил крик, пытаясь придать ему устрашающий оттенок, но испытываемый им ужас сдавил ему горло.
Note6
«Из бездн (взываю)» (лат.).
В это мгновение ему показалось, что хляби небесные разверзлись над его головой; он почувствовал себя мокрым с головы до ног; мощный поток воды с силой ударил его в грудь и опрокинул навзничь. Прямо на него был направлен брандспойт пожарного насоса, приводимого в движение пятью парами крепких рук.
К счастью, крыша его дома находилась невысоко над землей, а песок, из которого состояла почва, был столь мягок, что падение не причинило ему ни малейшей неприятности. Почти обезумев, потеряв голову, не отдавая себе отчета в том, что с ним сейчас произошло, он со всех ног бросился к мэру Бонвена.
Он нашел главу мэрии в единственном в этих краях кафе; магистрат занимал досуг, предоставленный ему его подопечными, партией игры в пикет.
Появление в пропитанном табачным дымом зале г-на Кумба, в мокрой одежде, покрытого толстым слоем песка, бледного и с блуждающим взглядом, было встречено взрывом гомерического хохота. А когда он рассказал об увиденном и о только что происшедшем с ним, раскаты смеха лишь усилились.
Мэру города пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить бывшего подрядчика грузовых работ, что он стал жертвой розыгрыша и что участвовавшие в нем молодые люди, заметив проявленное им любопытство, решили его за это наказать, а потому он не имеет права жаловаться. Напрасно мэр советовал г-ну Кумбу отнестись к происшедшему со смехом; он так и не смог убедить его в этом.
Вне себя от ярости, г-н Кумб вышел из кафе. Он вернулся к себе, и обуревавшие его досада и гнев мешали ему даже на мгновение обрести покой. От терзавших его переживаний он в эту ночь так и не сомкнул глаз.
А г-н Риуф вместе со своими друзьями устроили на всю эту ночь настоящий шабаш. До г-на Кумба доносился звон бокалов и тарелок, грохот разбиваемых бутылок и взрывы какого-то нечеловеческого хохота. Двадцать голосов одновременно исполняли двадцать песен, не имевших между собой ничего общего, кроме одного — все они были позаимствованы из самого непристойного, что в этом жанре предлагает морской флот, и неизменным музыкальным аккомпанементом им служил лязг ударяемых друг о друга лопат, чанов и кастрюль.
Но вот наступил день; к этому времени ярость г-на Кумба переросла в нервное возбуждение. Но и день не улучшил полностью его положение. Казалось, проклятые соседи и не собирались сделать передышку, и если шум стал меньше, то нельзя сказать, что он прекратился вовсе: грохот стих, но крики и смех раздавались с прежней силой.
Кроме того, г-ну Кумбу, прижавшемуся к окну, казалось, что оставленный на балконе соседнего дома караульный выслеживает миг, когда он выйдет из дома. В результате г-н Кумб, чтобы не подвергать себя насмешкам со стороны членов этой банды, не поехал на намеченную им прежде великолепную рыбную ловлю у Карри и провел взаперти весь день, не смея ни подышать воздухом на пороге, ни приоткрыть окно.