Сын Люцифера. Книга 4. Демон
Шрифт:
— Но это же грех страшный! — жена смотрела на него с ужасом, широко раскрытыми глазами. — Я не смогу жить, зная, что ты из-за меня...
— Перестань! — страдая, перебил ее Чиликин. — И не вини себя ни в чем. Считай, что я из-за ребенка делаю. И давай закончим, а? Мне и без того тяжело... Честное слово!..
5.
Последующие шесть дней пролетели для Чиликина как один миг. День.., второй.., третий... Кажется, только вчера был вторник, и вот он уже опять! Уж с самого утра Чиликин чувствовал себя
В глубине души он все-таки никак не мог до конца поверить в реальность происходящего. Ну как это так — он не сегодня-завтра должен умереть? Что это значит?
Меня не будет, что ли, больше вообще? Как это? Никогда?.. Мир, солнце, земля, вода, деревья, небо, ветер, птицы, люди вокруг — все это останется, а меня не будет? Вообще?! Никогда-никогда?.. Не может этого быть!!
Чиликин представил себе, как он вешается. Встает на стул.., одевает на шею веревку.., чуть-чуть ее затягивает... Потом резкое, короткое движение ногами — и!.. Бр-р!..
Чиликин вспомнил, как он читал где-то, что какой-то врач ставил на себе эксперименты. Вешался, а ассистент в последний момент вынимал его из петли. Врача интересовало, что испытывает повесившийся. И как, в частности, люди умудряются повеситься порой даже лежа, на спинке кровати? Казалось бы, инстинкт самосохранения должен включиться в последний момент и заставить человека вылезти из петли, когда он начнет задыхаться. Тем более, что это в данном случае вроде бы так просто?! Однако не тут-то было! По словам врача, как только петля затягивается, человек уже не в силах даже пошевелиться. То ли аорта там какая-то на шее сразу пережимается, то ли еще что, но факт остается фактом. Человеком мгновенно овладевает чудовищная слабость, тело становится как ватное, а все существо его захлестывает волна совершенно непереносимого, смертельного ужаса.
Чиликин словно наяву увидел, как равнодушные санитары вынимают его мертвого, посиневшего из петли, небрежно кладут на носилки и везут в морг. Там догола раздевают, прикрепляют к ноге бирку и швыряют на цинковый стол. А рядом стоят такие же точно столы и на них тоже лежат такие же точно голые тела. Мужские и женские. Безобразные пожелтевшие трупы каких-то отвратительных голых сморщенных старух, бомжей, алкоголиков и пр. и пр.
Как его потом катят на колесиках на вскрытие, распиливают грудную клетку, череп, копаются во внутренностях... Затем опять зашивают...
А он все это время безучастно и равнодушно лежит, и все это и чувствует, и не чувствует. Пошевелиться он не может, боли тоже нет, тело словно уже и не его, но какие-то ощущения в нем все-таки еще остались. Он нечто вроде одушевленного камня или куска сырого мяса. Безучастного к тому, что с ним делают, но все-таки все это каким-то образом ощущающего.
Затем его снова одевают, кладут в гроб и везут на кладбище. Закрывают гроб крышкой, забивают гвоздями и опускают в сырую и холодную могилу. Закидывают сверху землей и уходят. Навсегда.
А он остается лежать под землей, в этом узком, тесном, душном гробу, где нет воздуха, невозможно вздохнуть, невозможно ни пошевелиться, ни перевернуться. Придавленный сверху тяжелым, плотным и толстым слоем земли... Глубоко под землей... В гробу...
Громко зазвонил телефон. Чиликин вздрогнул и, не успев даже ничего понять, быстро схватил трубку.
— Да!
— Андрей Павлович? — услышал он знакомый неторопливый голос.
— Да, это я.
— Здравствуйте. Нам надо срочно встретиться. (Чиликин почувствовал, что внутри у него все оборвалось.)
— Здравствуйте. Когда? — дрогнувшим голосом спросил он.
— Лучше прямо сейчас. Скажем, через 10 минут на прежнем месте. Вас устроит?
— Да, вполне, — Чиликин запнулся. — А... потом мы..?
— Я Вас не задержу, Андрей Павлович. Буквально на полчаса.
— Хорошо, — с неописуемым облегчением выдохнул Чиликин. Фу-у-у!.. У него словно камень с души свалился. Значит, не сегодня. Уу-уу-ух!.. Ну, естественно! Мы же договорились: неделя-две. Значит, неделю-то еще уж точно можно будет выторговать. А там посмотрим. Чего сейчас загадывать? Чего об этом вообще думать?! Неделя — это целая вечность.
— И деньги с собой, пожалуйста, захватите, — вдруг услышал он. — Ну, что я Вам в прошлый раз давал.
— Простите?.. — начал было Чиликин.
— Андрей Павлович! Я Вам все при встрече объясню! — сразу же оборвал его собеседник. — Выходите, на месте все обсудим, — в трубке раздались короткие гудки.
Все хорошее настроение Чиликина мгновенно бесследно улетучилось. Господи! Что еще случилось?! Он передумал?.. Почему?..
Чиликин быстро оделся, схватил пакет с деньгами и выбежал из подъезда. Ровно в назначенное время, минута в минуту, к подъезду подъехала знакомая БМВ. Чиликин лишний раз на нее невольно полюбовался, прежде чем залезть внутрь. Краса-авица!..
Сколько, интересно, людей ради нее повесились? Ради того, чтобы сидящий рядом с непроницаемым видом мужчина смог ее купить? 10?.. 20?.. 100?.. Чиликин поежился. Мужчина, казалось, почувствовал его настроение и еле заметно усмехнулся. Затем внимательно посмотрел Чиликину прямо в глаза и после паузы сказал:
— Поздравляю Вас, Андрей Павлович! Вы здоровы. Ваш диагноз оказался ошибочным.
— Что? — даже не понял сначала Чиликин. Об этом варианте он вообще даже как-то не думал. — Что Вы сказали??!! — чуть не закричал он буквально через секунду. — Откуда Вы знаете?!
— Ну, Вы же сдавали повторные анализы, — невозмутимо пояснил мужчина, с любопытством глядя на Чиликина. — Сегодня утром результаты их стали известны.
— А?.. А, ну да. Понятно... А почему же первый раз?.. — чуть помолчав, спросил Чиликин.
Он еще никак не мог осмыслить до конца услышанное. Как это «здоров»? Все кончилось? Весь этот кошмар. Так просто?
— У Вас есть одна очень редкая особенность организма. Это ввело врачей в заблуждение, — спокойно объяснил мужчина, все так же проницательно глядя на Чиликина. Казалось, он видел его насквозь. Чиликин молчал, не зная, что сказать. — Андрей Павлович! — после паузы все так же спокойно продолжил собеседник. — Как Вы сами понимаете, наша договоренность теперь автоматически теряет силу. Впрочем, если Вы хотите... — вдруг неожиданно пошутил он и усмехнулся.