Сын Неба. Странствия Марко Поло
Шрифт:
Так великий хан не допускал наводнений. Но теперь Хубилай — и даже его императорские почтовые станции — был слишком далеко, а муссонный паводок поднимался все выше в сплетении водных путей болота Шести Драконов, что в вассальном царстве Чамба. Ибо дожди вассалами человеку не приходились.
Сидя на ветвях раскидистого бананового дерева, Марко в страхе наблюдал, как мрачные волны подбираются к бокам ошалевших коней. Отец его бубнил себе под нос что-то про четыре десятка камушков бирюзы, каждый размером с ноготь на большом пальце взрослого сарацина. А дядя все вздыхал об Италии, где на ветвях деревьев рассиживаются не люди, а
А маленький сфинкс, которого путники вызволили из зловещей пещеры феи Облачного Танца, восседая на затейливо изогнутой ветви, лениво вылизывал свою мокрую золотистую шерстку.
— Сфинкс! — возопил Марко. — Прелестный сфинкс! Ведь ты мастер всяких загадок! А здесь слишком влажно для существа, привыкшего к жаркому солнцу пустынь! Наше грозное оружие и быстрые кони, наши сильные руки и серебряные пропуска здесь нам не подмога! Скажи, как нам выбраться из этой проклятой сырости!
«Шлеп-шлеп», продолжал шлепать маленький язычок. А потом сфинкс все же заговорил…
21
Люй: Странствие.
Огонь пылает на горе;
Стойким путникам — счастье.
— Попроси банан унять это жуткое наводнение, — отозвался сфинкс, продолжая вылизывать свою золотистую шерстку. А потом загадочно улыбнулся.
— Марон! Мало того что в этом Богом проклятом месте мы должны рассиживаться на ветвях подобно растрепанным голубям венецианской Терра-Фирмы! Так нам еще, как последним психам, предлагают пообщаться с деревом! — возмутился Маффео. — Лично я не собираюсь болтать с этим переросшим кустом.
— И я… с тобой… тоже… — послышался голос — будто тихий вздох ветра.
— Ну вот, ты еще и оскорбил этот спасительный банан, — недовольно заметил сфинкс. — Теперь нам крупно повезет, если мы не утонем.
— …утонем… — прошелестел тихий голос оскорбленного бананового дерева.
— Марон! Тут ни от кого разумного слова не добьешься, — проворчал Маффео, чувствительно дергая себя за бороду. — А тем временем кони — и люди, между прочим, — сатанеют, оказавшись в такой подлой ловушке!
Уставившись на бурные воды, Марко вспоминал рассказ своего деда, переданный тому его дедом, — историю о последствиях одного проступка слуги дожа Марчелло, когда однажды летом вопреки всем известным наукам и традициям, разуму и логике этот дурень допустил, чтобы растение, именуемое «громовым чертополохом», лишилось подпорок на краю крыши Герцогского дворца. Как небо почти тотчас потемнело, как оглушительно загрохотал гром и как хлынули потоки неистового ливня. Беременные женщины, кобылы и овцы все разом выкинули. Повсюду вдруг скисло все молоко, а сыры примыкающей к Венеции Терра-Фирмы весь тот сезон выходили порченые.
Те, кто опрометчиво поспешил вставить в свои окна новомодные застекленные рамы (а стекло, искусством дутья которого особо славилась Венеция, надо заметить, прежде использовалось лишь для сосудов, да и то людьми богатыми, не удовлетворявшимися посудой глиняной), — так вот, эти модники уже после первого удара грома могли собирать осколки. С третьим раскатом пузыри на концах стеклодувных трубок лопнули в мелкую пыль. С четвертым все стеклодувы оказались на коленях, распевая «Dies Irae… dies ilia… teste David cum Sibylla», в полной уверенности, что тот самый день гнева наконец пришел.
Новое вино в кадках, трубках и бочонках, вспенившись, хлынуло прочь. То же, что осталось, скисло и прогоркло, — даже рабы из Арсенала пить его отказывались, угрожая скорее мятежом. Вконец разбушевавшаяся Адриатика разнесла все дамбы вдоль Лидо. Бросаясь на берег будто табун взбесившихся коней, море грохотало подобно целой армии, ведущей ожесточенную битву, — и затопило все суда во всех бухтах.
К счастью, проступок негодного раба не остался незамеченным и его приволокли к ногам дожа. А тот, не рискуя тратить время на созыв сената, приказал тотчас казнить болвана. Труп подняли на тот самый край крыши, где слуга еще недавно сидел, болтая ногами и сшибая — вот глупец! — побеги громового цветка.
И оставили сидеть в том же положении — но уже с отрубленной головой на окровавленных коленях.
Гром еще поворчал, но постепенно стих. И тут по всей Венеции и даже по Терра-Фирме до самого острова Азолы все мало-мальски здравомыслящие матери вытащили своих детей из-под перин, где те в страхе прятались. И заставили каждого ребенка проглотить хотя бы три драхмы прославленного венецианского бальзама, помогающего решительно от всего, кроме «черной смерти», и содержащего 365 ингредиентов, включая плоть ядовитых гадов.
Но мало того. Мощь и размах незваной грозовой бури оказались таковы, что несколько купцов сбились в своих подсчетах. Сбились! Допустили ошибки в подсчетах! И это венецианские купцы, которые, как известно, никогда голову не теряли! Даже когда татары с помощью катапульт забрасывали распухшие трупы в их зарубежные фактории!
Долго же оправлялась венецианская торговля от этого несчастья! Агат и сердолик, индийский миткаль и мальвовые ткани, а также обе разновидности нарда — все упало в цене на малую долю дуката. И еще многие месяцы даже самые богатые едва могли предложить на рынок длинный (иначе — желтый) перец, белладонниум и ликиум, мальчиков-певчих, кабульскую медь, шелковый газ (как выпряденный, так и нераспутанный), а также свинец для чеканки фальшивых монет.
И все — из-за простого пренебрежения к законам мира растений. А разве старый отец Павел не вдалбливал в Марко мудрые слова Плиния Старшего? «Дикая местность суть одна громадная аптека». И что, если бы Марко не попросил своего опрометчивого дядю Маффео остеречься и не оскорблять более мощный банан, на котором они расселись?..
— Ну что, чужеземные трюкачи? Может, знаете пару-другую фокусов, чтобы отсюда спастись? — Воспоминания Марко внезапно прервал назойливый голос с верхних ветвей дерева.
Сфинкс взглянул наверх, помахал своим львиным хвостом — и нахмурился.
— Кто это там, сфинкс? — спросил Марко.
— Ваш старый неприятель. Царь обезьян, что охраняет пещеру феи Облачного Танца.
— Далеко же его оттуда занесло. Ведь может статься, лукавая госпожа наконец обратится к нему после стольких столетий — а он не услышит ее бессмертных слов.
— Для Великого Мудреца из Пещеры водного занавеса расстояние ничего не значит! По остроте мой слух не уступает моему разуму! — затараторила белая короткохвостая обезьяна, ловко перепрыгивая по упругим ветвям поближе к измученным путникам.