Сын палача
Шрифт:
Неприятно, но я не из тех, кого можно поймать на слабо.
– Конечно, буду. Вне зависимости от мыслей, посетивших меня, я обязан защищать честь невесты наследника рода, которому верно служу, – высокопарно, в лучших традициях двора, ответил я.
– Ну посмотрим на тебя в деле, защитник, – хмыкнула Рада, пришпорив свою лошадку.
Мне не оставалось ничего иного, как последовать за ней. И все же хороша, чертовка.
– Итак. Начать стоит отсюда, – сообщил я, когда мы остановились неподалеку от небольшой деревни.
– Ты не хочешь поделиться своими соображениями? – не особо довольным тоном спросила Рада. – Сам же сказал, что в небольшой деревне новые лица быстро примелькаются.
– Да, – кивнул я, – но из этих мест от войны бежало все население, и новые люди здесь как раз не редкость. Наоборот, «старички» будут вызывать удивление.
– Что же, в этих рассуждениях есть здравый смысл, – немного подумав, согласно кивнула девушка. Судя по интонации, Рада повторила слова другого человека, она даже как-то приосанилась по-особенному. – Да и если здесь много незнающих друг друга людей, то странности в поведении не будут бросаться в глаза. Удобнее всего прятаться на виду у всех.
– На виду у всех, говоришь, – повторил я за ней, продолжая осматривать деревню, которая с нашей точки была видна как на ладони.
Маленькой деревню мог посчитать только городской житель, который привык к другим масштабам. Здесь же имелось больше полусотни дворов. Причем значительная часть построек выглядела практически новой или таковой являлась. Почти три года назад здесь проходили ожесточенные бои, основательно перепахавшие окружающий пейзаж. Самым примечательным в этой деревне было наличие уцелевшей, несмотря ни на что, высокой часовой башни, которая сама по себе довольно-таки редкое явление для подобной, пусть и крупной, деревни.
Но у меня это место вызывало неприятные воспоминания, погружая в дни, проведенные здесь.
Память – хитрая штука, она податливо удаляет события, которые старательно хочется забыть. Но порой эти события настолько глубоко врезаются в тебя, что вычеркнуть их из воспоминаний невозможно. И в редкие моменты они всплывают, обрушиваясь на тебя с поразительным количеством подробностей, разом вываливая все то, что так старался забыть.
Рада, заметив мое напряжение, основанное на остром предчувствии опасности… нереальной, а идущей из давно прожитых дней… сама насторожилась, отслеживая мой взгляд. Но, не найдя ничего, что могло бы вызвать такую реакцию, снова посмотрела на меня.
– Что-то не так? – обеспокоенно спросила она.
У меня не было ни малейшего желания отвечать на этот вопрос, как и рассказывать ей то, о чем мне напомнило это место. Но сам не зная почему, я ответил:
– Здесь стоял мой полк, когда мы отступили от ущелья. Это поселение было узлом нашей обороны. На часовой башне располагался пост корректировщика, – указал я на здание, а потом показал на север: – Оттуда просматривается все северное направление, очень удобно для наведения артиллерии. Мы удерживали это место четыре недели, атаку за атакой, – я кивнул на поля, – подходы со стороны ущелья были хорошо видны. И простреливались. А с нашей стороны проходит овраг, тянущийся до леса и дороги, по нему мы уносили раненых и получали подкрепление с боеприпасами. На излете третьей недели ваша артиллерия пристрелялась по оврагу, заперев нас в руинах. Мы держались еще три дня, а потом пошли на прорыв.
Этот сухой рассказ не передавал всех эмоций, которые вызывало у меня это место. Рада молчала, и я продолжил:
– Здесь, на холме, метрах в пятидесяти в том направлении, – я махнул рукой, – стояла ваша полковая пехотная батарея. Стреляли не часто… опасались, наверное, что корректировщик наведет по вспышкам, если будут слишком наглеть… Но регулярно кусали нас, чаще всего это происходило в самый неприятный момент. Дважды мы обстрел сюда вызывали сами, но полную артподготовку по позиции двух орудий проводить не будут, а парой-тройкой снарядов можно только напугать.
Я замолчал и окинул взглядом домики, понимая, что здесь все перестроили, неудивительно, ведь мы покидали руины. Руины, в которых осталось много моих сослуживцев, но и вэллийцев здесь полегло немало – все же наша позиция была куда удобнее.
– Ты не любишь имперцев? – спросила девушка напрямую.
– Не знаю, – пожимаю плечами. – Скорее нет, чем да. Отец говорил мне, что переговоры с вэллийскими послами тянулись больше года, да и до этого было много встреч. Мы граничим с Одронгом, а это вассал Великого Княжества Лугарии. Отец считал, что у нас два варианта: либо заключить с вами военный союз, либо воевать за независимость. Я думаю, его величество очень надеялся сохранить нейтралитет, понимая, что наши земли могут стать полем битвы. Но… – развожу руками, указывая на то, что именно так и стало, королевство превратилось в поле битвы аж на два года. Целых два года. Империя рассчитывала на куда более короткий срок, но мы им показали, что не являемся легкой добычей и если и не сможем отбиться от опасного хищника, то по крайней мере попортим его шкуру.
– Это не ответ на вопрос, – настояла на своем Рада.
– Я сказал, что понимаю ситуацию и не считаю, что нападение было вероломным, а мы – безгрешные агнцы. Но я два года воевал с вами, а такое не забывается сразу, – резко ответил я, хотя и ничего не имел против девушки. Нельзя всех грести под одну гребенку, и решение правителей государств не всегда является решением их жителей.
Полагаю, вопрос с конфликтом Империи и Великого Княжества был лишь одной из причин войны, просто о других мне неизвестно. Как там говорил наш наставник, забивавший в молодые головы, жаждущие только развлечений, крупицы знаний? Не каждый конфликт ведет к войне. Война начинается, когда конфликты набирают критическую массу и их уже невозможно разрешить без применения оружия. Или же когда конфликт принесет одной из сторон большую выгоду, чем мирное сосуществование.
Не став дожидаться новых вопросов, я пришпорил коня, впрочем, Рада ничуть от меня не отставала.
Учитывая, что наш план состоял в том, чтобы просто ошиваться поблизости в надежде увидеть, как искомая цель сама выскочит к нам, мы пришли на центральную площадь рядом с часовой башней. Скрываться и придумывать более сложные варианты мы не стали, так как ни я, ни Рада не обладали необходимыми разведчикам навыками, поэтому и притворяться людьми, которыми мы не являемся, было бы попросту глупо. Для знающего человека эти кривляния будут видны как на ладони, и, скорее всего, мы именно ими спугнем того, кого так ищем.
Недолго думая, мы расположились в пабе напротив башни, посчитав это удобным, так как отсюда можно было спокойно наблюдать за площадью. Я заказал темного пива. Не самый аристократичный напиток, знаю. Нормальное вино в войсках достать было невероятно сложно, а то, что привозилось, по понятным причинам расходилось между старшим офицерским составом. Хорошего пива не было вовсе, но лучше пить дрянное пиво, чем дрянное вино.
Остальные доступные нам на тот момент напитки можно было охарактеризовать одним словом – пойло, за исключением кое-каких самогонок, которые некоторые кадры умудрялись варить даже во время обстрелов. И нельзя сказать, что это было лишним или неуместным. Нервы у многих не выдерживали, их спасала возможность выпить чего покрепче и слегка забыться, это лучше, чем дрожать от страха и видеть в каждой тени противника. Так можно и на своих случайно напасть, к сожалению, и такие прецеденты были.