Сын Петра. Том 1. Бесенок
Шрифт:
И еще раз деньги.
В стране они были.
Проблема в том, что их не было в казне, хотя налоги и всякие сборы в общем-то собирались. И весьма немаленькие. Налоговая нагрузка выглядела весьма внушительной, даже удушающей для экономики. Но до казны деньги доходили не все, да и потом… как вода уходили сквозь пальцы, теряясь при каждом удачном случае…
Алексей ежедневно навещал тренирующихся солдат. Подсаживаясь к котлу то одной группы, то другой во время обеда. Для снятия пробы, что в известной степени уменьшило воровство приказчиков да подрядчиков.
Вот и сегодня.
Явился.
Поглядел как идут занятия. Отведал из случайно выбранного солдатского котла немного варева.
Послушал разговоры.
И удалился. Свою функцию он тут выполнил на сегодня.
Небольшое конная прогулка по городу. И царевич достиг своего места проживания уже более года — у тети — Натальи Алексеевны.
Как-то так сложилось, даже после примирения с мамой, он остался жить там. Просто потому что так получалось удобнее. И две неплохо оборудованные учебные мастерские под рукой, и определенная свобода. Да и сама Евдокия Федоровна проводила в этом доме времени больше, чем у себя.
Кроме того, вечерние посиделки у сестры царя из маленького клуба по интересам расширялись. Сюда приходило все больше людей. И все они имели наглость… испражняться.
Ну, так получилось.
Физиология-с.
Поначалу Алексея это не беспокоило. Да, странно немного было видеть местные обычаи, но, почему нет? Горшки и горшки. Для уважаемых людей. Для слуг, понятно, имелась выгребная яма на заднем дворе. Однако, чем дальше, тем больше это становилось проблемой. Все-таки интриги интригами, но и о земных делах забывать не стоит. Поэтому он уломал тетю на небольшую пристройку к ее жилью. Для особых нужд, так сказать.
Пока опытную.
В первой комнате располагался унитаз с водяным затвором. Массивную чашу отлили из бронзы колокольных дел мастера. S-образный медный патрубок и трубу, ведущую в выгребную яму сделали они же. В ту самую яму, в которую ходили слуги. Во второй комнате располагалось две бочки — большая накопительная и рабочая, поднятая на высоту человеческого роста. Откуда еще одна медная труба подавала воду для смыва. Причем не ведрами, а ручной помпой, благо, что они уже имелись и тут ничего изобретать не требовалось. Сам слив осуществлялся дерганьем за веревочку, открывающей клапан.
Все достаточно компактно.
И все уже работало. Хотя и проходило испытания.
Тетя обещала, что в случае успеха выделит деньги на создание целой секции с небольшой батареей посадочных мест. Так как вся эта беготня слуг с горшками во время приемов ей нравилась не больше, чем Алексею. Впрочем, сама она предпочитала делать свои дела по старинке — в горшок.
Вот, после посещения бутырского полка, царевич и заехал — посмотреть, как идут работы. Перед тем как двигаться дальше. Просто чтобы отвлечься от текущих дел.
В этом вопросе от постарался не выступать изобретателем[19]. Ну, разве что патрубка водяного затвора[20]. Да и там ссылался на рассказы европейцев, которые, де, где-то что-то слышали. Дабы придать этому своему решению оттенок модности. Чтобы и отца в последствии заинтересовать, и среди состоятельных людей ввести эту крайне полезную штуку. Заодно отведя от себя стрелки изобретателя, который сорит открытиями явно не по возрасту…
Тут надо отметить, что в свое время, еще по осени, он занялся решением всех этих бытовые вопросов чтобы отвлечься от мыслей про воровство. Все-таки много мелочей в делах, максимально отвлеченных от интриг и армии. Но чем дальше, чем больше он ловил себя на мысли, что выбор оказался не так удачен. Слишком близки оказались эти ментальные материи на, так сказать, философском уровне. И лучше бы он чем-то другим занялся, более чистым и позитивным что ли…
* * *
— … еще раз говорю, отступитесь. — хмуро произнес Ромодановский. — Ничем хорошим ваша затея не закончится.
— Неужто ты уступил дьявольским соблазнам?
— Блажишь?
— А ты нет? Семилетний сын Петра ведет себя как взрослый муж. И ты не обращаешь на это внимание. Тут любой заподозрил бы дурное.
— Не говори глупости. Ты сам видел, что он принимает причастие.
— В никонианской церкви.
— Опять ты за старое?
— Ты служишь этому еретику и порушителю веры… зачем?
— Я служу государю. Законному. А вы бунтари и заговорщики.
— Прикажешь меня взять под стражу? — с ехидцей спросил визави.
— Ты глуп. Уходи. И передай мои слова — не нужно вам за это браться.
— Отчего же?
— Вы не сможете сделать задуманного.
— Неужто ты помешаешь?
— А хотя бы и я. Но недооценивать Петра и его сына не нужно. Это опасно. Я мыслю, что ваша затея закончится кровью. Вашей кровью.
— Боюсь-боюсь, — вскинул в жесте защиты собеседник.
— Не юродствуй. Ты только что меня убеждал в том, что он ведет себя как взрослый муж. И теперь кривляешься? Не находишь это глупым?
— Он все же ребенок. Пусть и странный, но ребенок.
— Смотрите сами. Но если что — пеняйте на себя. Я вас предупреждал. Как в прошлый раз не обойдется.
Тишина.
Ромодановский не хотел продолжать этот разговор.
— Ты нам не поможешь?
— В этом нет нужды. Проиграть вы сможете и самостоятельно.
— Ты будешь верен законному государю до конца? — наконец спросил его визави.
— На том и стою.
— Если Петр умрет таковым станет Алексей. Верно?
— Верно.
— Но он юн и при нем потребуется регент. И ты понимаешь, что им станет Софья.
— У него есть мать…
— Не говори глупостей! — перебил его визави. — Его мать дура! Ее нельзя ставить регентом.
— Возможно. Но для того, чтобы выбирать регента, нужно, чтобы преставился Петр Алексеевич.
— А ты не знаешь еще? Он больше в Москву не вернется.