Сын повелителя сирот
Шрифт:
– Пойдем, – сказал Чон До, – надо доставить тебя к капитану, он наложит тебе пару швов.
– Шутишь? Я ведь герой. Могу пойти теперь и в больницу.
Когда «Чонма» снова покинула порт, на борту уже были новые портреты Вождей – Ким Ир Сена и Ким Чен Ира. У них появился новый стол на камбузе, а еще туалет – герою не пристало ходить в ведро, хотя герои Северной Кореи терпели и не такие лишения и не жаловались. Им выдали новый флаг КНДР, который они спустили, отойдя от берега на одиннадцать километров.
Капитан был в приподнятом настроении. На палубе их ждал
– Это, – сказал он, – мне дали на тот случай, если американцы вернутся. Мне было велено бросить ее в кормовой трюм и погубить нашу дорогую «Чонма».
Чон До был потрясен.
– Почему не бросить ее в машинное отделение?
Машинист метнул на него красноречивый взгляд.
Вдруг капитан выбросил гранату в море, и она почти бесшумно погрузилась в воду. Обратившись к Чон До, он сказал:
– Не беспокойся, я бы сначала постучался.
Капитан откинул ногой крышку ящика – внутри оказалась спасательная шлюпка, явно позаимствованная со старого советского пассажирского самолета. Когда-то она была оранжевой, но теперь выцвела до бледно-розового, и рядом с красной ручкой значилась угрожающая надпись о том, что нельзя курить во время раскрытия шлюпки.
– После того как граната рванет, и наш милый корабль скроется под волнами, мне приказано использовать вот это, чтобы сберечь жизнь присутствующего здесь героя. Не мне говорить вам о доверии и великой чести, оказанных нам.
Второй помощник осторожно шагнул вперед, словно эта штуковина внушала ему страх, и взглянул на надпись на русском языке.
– Она больше, чем та другая, – сказал он.
– В эту шлюпку поместится целый самолет, – подтвердил машинист. – Или величие одного героя.
– Да, – поддержал его первый помощник. – Я, со своей стороны, почту за честь бороздить воды в этой шлюпке бок о бок с истинным Героем Вечной Революции.
Но капитан еще не закончил.
– Кстати, думаю, пора сделать третьего помощника официальным членом нашей команды.
Он достал из кармана сложенный лист вощеной бумаги. Внутри были девять тонких швейных иголок, соединенных вместе. Кончики игл почернели от многочисленных татуировок.
– Я не русский, – обратился к Чон До капитан, – но, увидишь, я сумел наловчиться. Кроме того, здесь нечего беспокоиться о том, что чернила замерзнут.
В камбузе они посадили Чон До на стол и велели ему снять рубашку. Когда лоцман увидел голую грудь Чон До, он сказал:
– А, девственник, – и все рассмеялись.
– Слушайте, – заволновался Чон До, – может, не стоит этого делать? Я ведь даже не женат.
– Расслабься, – успокоил его капитан. – Я изображу у тебя на груди самую прекрасную жену в мире.
Пока лоцман и первый помощник листали календарь с фотографиями актрисы Сан Мун, капитан насыпал немного чернильного порошка на ложку и смешал с несколькими каплями воды. Календарь уже давно висел в рубке, но Чон До никогда не обращал на него внимания, потому что от него несло патриотизмом, о котором вопили репродукторы. За всю свою жизнь он посмотрел не больше двух фильмов, да и то краем глаза, – это были китайские военные фильмы, которые демонстрировали его отряду в армии во время плохой погоды. Конечно, вокруг были плакаты с кадрам и из фильмов, где играла Сан Мун, но его они не привлекали. Теперь, когда первый помощник и лоцман просматривали календарь, обсуждая, какое выражение лица больше подходит для татуировки, он с завистью слушал, как они вспоминают известные сцены и слова народной артистки Северной Кореи. Он заметил глубину и грусть во взгляде Сан Мун, бледные черты ее лица говорили о несгибаемой воле и решимости перед лицом трудностей, и ему пришлось приложить все силы, чтобы не вспоминать о Румине. И вдруг мысль о портрете, о любом человеке, чье лицо всегда будет рядом с твоим сердцем, показалась ему такой желанной. Почему мы не делаем себе татуировки всех людей, которые что-то значат для нас? И тут Чон До вспомнил, что у него нет такого человека, вот почему ему придется носить на себе изображение какой-то актрисы из календаря, висевшего в рубке рыбацкого судна.
– Если она такая известная, – сказал Чон До, – все в Северной Корее узнают ее и поймут, что она не моя жена.
– Татуировка, – заметил капитан, – предназначена для американцев и южнокорейцев. А для них это просто женское лицо.
– Честно говоря, – не унимался Чон До, – я даже не понимаю, зачем вы это делаете, зачем рисовать лицо своей жены на груди?
– Затем, что ты рыбак, вот зачем, – ответил второй помощник.
– Чтобы опознать твое тело, – ответил лоцман.
– Стоит о ней подумать – и вот она тут, – добавил немногословный машинист.
– Да, очень благородно, – согласился первый помощник. – На самом деле это нужно для того, чтобы женам жилось спокойнее. Они думают, что ни одна женщина не станет спать с мужчиной, у которого на груди такая татуировка, хотя есть и другие способы, девушки попадаются разные.
– Есть только одна причина, – возразил капитан. – Потому что так она навсегда останется в твоем сердце.
Чон До задумался. Ему хотелось задать детский вопрос, который выдал бы в нем человека, не знавшего любви.
– Значит теперь Сан Мун всегда будет в моем сердце? – спросил он.
– О, наш юный третий помощник, – объяснил ему капитан, улыбаясь остальным. – Она актриса. Эти фильмы показывают не ее, а лишь тех героинь, которых она в них играет.
– Я не видел ее фильмов, – признался Чон До.
– Вот и прекрасно, – произнес капитан. – Не о чем беспокоиться.
– Странное у нее имя – Сан Мун, – сказал Чон До.
– Она же знаменитость, – возразил капитан. – Думаю, у всех янбанов в Пхеньяне странные имена.
Они выбрали кадр из фильма «Падение тирана». Это был крупный план, но вместо того чтобы с чувством долга смотреть в сторону далекого империалистического врага или на гору Пэктусан в ожидании наставлений, Сан Мун смотрела на зрителей – с почтением и трепетом предвкушая то, что им предстоит вместе пережить на протяжении всего фильма.
Лоцман держал календарь, и капитан начал с ее глаз. У него была хорошая техника – он проводил иглами в обратном направлении, словно расчесывая кожу, будто завязывал боцманский узел. Так боли было меньше, а кончики игл вонзались в кожу под углом, скрепляя чернила. Влажной тряпкой капитан смывал чернильные пятна и кровь.