Сын прерий
Шрифт:
— Это опасно, — проговорил Тед. — Слишком опасно.
— Ерунда! Что это вы, мужчины, всегда все преувеличиваете?
— Вечно ты суешь свой нос куда... — Он замолчал.
Джесс понимала, что Тед сейчас в таком состоянии, что завтра ничего не будет помнить, но она продолжала говорить с ним, как делала это со всеми пациентами:
— Мы ей оба нужны, как бы ты ни недолюбливал меня.
— Я вовсе не недолюбливаю тебя, — горячо откликнулся он.
Ах, если бы это было так!
— Дело, в общем, не в том. Недолюбливай сколько твоей душе угодно. Ведь у тебя огромные владения — чуть
— Почему же мы в таком случае потеряли десять лет?
Но ты же первым женился, хотела она сказать. Ты вечно кому-то принадлежал. Но вместо этого она тихо проговорила:
— Мы вместе позаботимся о Лиззи.
— Вместе, — сквозь зубы простонал он.
Был ли этот стон согласием или жалобой, Джесс не могла понять. Тед весь вдруг как-то обмяк и лежал абсолютно неподвижно. Джесс охватил ужас. Она пощупала его пульс. Он был учащенным. Она осторожно высвободилась и соскользнула с постели, чтобы спуститься вниз и принести лекарства, воду и полотенца.
Она растолкла таблетки, насыпала порошок в ложку с сахаром и водой, как это обычно делала для Лиззи, и силой открыла Теду рот. Он выбил ложку из ее рук, и лекарство разбрызгалось по полу.
Джесс подумала о том, что даже Лиззи принимала лекарства послушно, а Джексон, как все мужчины во время болезни, ведет себя хуже любого ребенка... Его сопротивление только придало ей силы. Она приказала своей помощнице по дому подойти и сесть на руку Джексона и зажать ему нос. Привязав другую руку к кровати, Джесс просунула ложку между зубами Теда и заставила его проглотить лекарство. Как он ни увертывался, ни откашливался и ни отплевывался, лекарство пошло по назначению.
— Мадам доктор, — прошептала Мита на своем прекрасном английском, когда Джесс отвязывала его, — ему, кажется, опять очень плохо.
— Мистер Джексон сам себе вредит, пытаясь провести меня. Серьезной опасности на самом деле нет. Он здоров как бык. Но, сколь ни прискорбно его поведение, могу без лишней скромности сказать, что свои обязанности я умею исполнять.
На темном миловидном личике девушки появилась улыбка. Она смотрела на Джесс с искренним восхищением, которое всегда трогало ее хозяйку.
— Не скромничайте. Я видела, как вы спасали и не таких сильных. Моего брата...
Перед глазами Джесс промелькнула картина ее калькуттской клиники: хрупкие коричневые тела обессиленных юношей и стариков, лежащих на мощеном дворике, но она тут же отогнала мучительные воспоминания.
— Тише, — прошептала Джесс, — давайте лучше помолчим.
Всю ночь обе женщины протирали губкой словно отлитое из бронзы тело Джексона. Джесс всячески пыталась не думать о том, какое оно мускулистое, как дивно вылеплено. И тем не менее что-то помимо ее воли пробуждалось в ней, когда она дотрагивалась до него, даже сейчас, когда он был так слаб. Из глубины ее существа поднималась жаркая волна, рядом с ним она чувствовала какой-то особый подъем.
Всю
Кризис миновал лишь под утро. Джесс отправила помощницу спать, а сама, поскольку Тед не отпускал ее руку, прилегла рядом с ним.
Он обнял ее за талию и привлек к себе.
— Не надо, — слабо сопротивлялась она.
Но он был мужчиной, который привык, чтобы все подчинялись его желанию. Слова «нет» он в упор не слышал.
И он сильнее ее.
Но главное, в глубине души Джесс не хотела никуда уходить: ей было приятно лежать вот так, прижавшись к нему, и наслаждаться его теплом.
Его руки обхватили ее крепче, и влажный Жар обнаженной груди Теда сочился сквозь тонкую ткань ночной рубашки Джесс.
Она не могла двинуться с места, даже если б и хотела.
Она больше не сопротивлялась.
Прохладные простыни приятно холодили ее тело. Она думала о Джексоне. Она была снова в университете, юная и наивная, уверенная, что мир только и ждет, чтобы Джессика Банкрофт помогла ему разрешить его проблемы.
Было шумное субботнее утро. Стоял октябрь, и в воздухе пахло близящейся осенью. На теннисном корте было полно студентов, у которых закончились субботние занятия и которые пытались убить время в ожидании футбольного матча и вечерних танцев.
Джесс стояла, прислонившись к сетке, и ждала свою сестру-двойняшку. Дейерде сказала, что хочет кока-колы. На самом деле она убежала с корта, чтобы позвонить.
Джесс нервно поглядывала на часы. Она сама сгорала от нетерпения. И тут она услышала, что кто-то приближается сзади. Думая, что это Дейерде, Джесс приготовилась обругать сестру. Вдруг ее кто-то обнял. Она резко повернулась. Золотоволосый гигант в выцветших джинсах и потертых кроссовках посмотрел на ее рассерженное лицо и рассмеялся. Он швырнул свою ковбойскую шляпу на землю, обнял девушку и крепко прижал к твердой, как гранит, груди.
В жизни Джесс не встречала такого стройного и мускулистого парня! Тело у него было горячее, как огонь, и крепкое, как стена. Парень совсем не походил на обычного студента — он весь был точно брыкливый жеребенок, только что заскочивший сюда с необъятных просторов Техаса. Руки у него были мозолистые, но прикосновения — ласковые.
— Этот корт занят, — зло прошипела она.
— Мне нужен не корт, а та, что на нем, — по-ковбойски нараспев произнес он, с улыбкой взирая на нее.
По всему ее телу внезапно прошла горячая волна.
Черты его мужественного загорелого лица были словно высечены из камня: высокий лоб, квадратная челюсть, прямой нос. Волосы у него были светлые, и улыбка не сходила с губ. Ковбой не ковбой, но улыбался он потрясающе — такой особой, сексуальной улыбкой.
На парне была застиранная голубая рубашка, обтягивающая выпуклую грудь и широкие плечи. Джесс стояла словно завороженная. И напуганная. Она хотела отвести взгляд, чтобы справиться с учащенным дыханием, но вместо этого не отрываясь смотрела на него. А он на нее.