Сын прерий
Шрифт:
— Сейчас не время об этом, Лиззи. — Голос ее был хрипловатым и усталым. — Забыла, что я говорила тебе? Не беспокой папу.
Лиззи замолкла и, словно вознаграждая себя за вынужденное молчание, провела пальчиком по его бороде, но тут же отняла его.
— Колючая! Мне не нравится. У тебя ее раньше не было.
— Я сбрею, — заверил он ее, чувствуя себя глубоко несчастным при одной только мысли, что что-то в нем может ей быть неприятно.
Лиззи дотронулась до его забинтованной головы.
— Как ты поранился, папа? Тетя Джесс
Глаза его поднялись на Джесс, которая застыла за спиной Лиззи. Вылитый синий чулок в этой ее белой поплиновой блузке с высоким воротником, застегнутым едва ли не до самого носа... В мешковатых брюках, волосы тщательно зачесаны — волосок к волоску — и скреплены на затылке.
Ни дать ни взять школьная училка! Он терпеть не мог этого ее вида. Она была гораздо милее в прилипшей к телу мокрой блузке и со струящимися по лицу прядями рассыпавшихся волос, когда ее тело прильнуло к нему со слезами сострадания на лице.
А сейчас оно залилось краской смущения.
— Что же говорит тетя Джесс? — Он не отводил от нее глаз, и румянец на ее лице стал сильнее.
Джесс поджала губы.
— Теперь ты и сам можешь сказать все, что хочешь.
— Я скажу, всему свое время. Но сначала я хотел бы узнать версию тети Джесс.
Лиззи вопросительно посмотрела на тетю.
Щеки у Джесс продолжали пылать.
— Она сказала, что ты упал с той скалы, где картинки и где она все время велит мне быть осторожнее.
Взгляд Теда скользнул по Джесс, которая, затаив дыхание, стояла, отвернувшись. Лунный свет обрисовывал красивый изгиб ее шеи. Он криво усмехнулся.
— Упал, говоришь?.. Надо же! Интересно... Очень интересно...
Казалось, покраснеть сильнее уже нельзя. Джесс сделала было шаг от кровати, но он приподнялся и схватил ее за запястье.
Они вскрикнули одновременно — она от неожиданности, он от нестерпимой боли.
Боль пронзила его, но, даже падая назад на подушку, Тед не отпускал руку Джесс. Его обволакивал коварно-соблазнительный апельсиновый аромат, исходивший от нее. Он старался не замечать его. Но ее груди, вызывавшей в нем необыкновенное волнение, не заметить нельзя.
— Вели Лиззи уйти, — прохрипел он.
Золотистая прядь волос выбилась из прически Джесс и упала ей на щеку.
— Тебе надо лежать спокойно, Джексон, — пробормотала она. — Ты слишком разбит и слаб для этих игр в крутого мужика — можно подумать, что тебе мало тех бед, которые ты на себя накликал ими.
Напоминание о том, как легко она одержала над ним верх, еще больше разъярило его.
— Убери отсюда Лиззи! Мне надо поговорить с тобой наедине.
Его глаза, казалось, целую вечность жгли Джесс.
Наконец она повернулась к девочке и мягко проговорила:
— Лиззи, милая, будь умницей, сходи на кухню и проследи, чтобы разогрелся суп, который я сварила для папы. Я через минуту тоже спущусь. Мне надо сперва осмотреть его.
От этого сладенького, лицемерного тона светской дамочки ему захотелось
Когда они остались одни, хватка его заметно ослабла, но он все еще не отпускал ее руки.
— Дорогая, скажи на милость, что ты тут делаешь?
— Последние сутки выхаживаю тебя. И поверь, это не самое приятное занятие. Как и любой мужик, ты в критическом положении не подарок. С тобой пришлось натерпеться. Сначала ты никак не хотел идти. Пришлось нести. Вверх на гору. Можешь себе представить?..
— Вот и отлично! — В глазах его сверкнула дикая радость при мысли, что он умудрился-таки доставить ей неприятности. — Ты, кажется, переломала мне ноги, сбросив меня с обрыва.
— Как всегда, преувеличиваешь.
— Единственное, что мне доподлинно известно, так это что я явился сюда абсолютно здоровым, пока не встретил тебя.
— Абсолютно здоровым, — хмыкнула она. Что ты несешь, Джексон? Ты перенес на ногах пневмонию в тяжелой форме. Тебя и муха могла столкнуть с обрыва.
Вранье.
— У меня была простуда.
— Пневмония, говорят тебе! И ко всем бедам ты еще, должно быть, при этом работал и курил...
— Само собой, работал и курил.
— И он еще гордится! Хлебом не корми — дай этим мужикам из себя героя изобразить! Даже такой остолоп, как ты, мог бы быть поумнее. Ну ладно, теперь не покуришь! Без няньки мы, конечно, не можем. И взять на себя ее роль пришлось, разумеется, мне. Кому же еще! Обе пачки сигарет, которые нашла у тебя в кармане, я выбросила.
Нет, это послушать только! Ну вылитый братец Джэб! Тот тоже непрерывно поучал и все за всех решал.
Тед готов был взорваться.
— Что ты сделала?
— В твоем положении тебе курить противопоказано. Ты же чуть Богу душу не отдал.
Нет, такое он больше терпеть не мог! Да что она, в конце концов, возомнила о себе? Что она понимает в его жизни?
— Единственное, что мне противопоказано, это видеть тебя. — Он притянул ее поближе, и теперь она почти лежала на нем. Тело ее было прохладно на ощупь — чертовски приятная прохлада; а он был как раскаленная печь. — Ну-ка, ведьма, сознайся: ты же хотела убить меня!
— Ты сам навлек на себя беду, вздумав напасть на меня.
— Никто на тебя не нападал. Я хотел не дать тебе полететь с обрыва вслед за твоей косилкой.
— Какое это теперь имеет значение? — несколько смягчившись, проговорила она.
— То есть как это — какое имеет значение?! — взорвался он.
— Можешь ты хоть раз оказать милость и послушать? — продолжала она тоном всезнайки, от которого мужчины, наверное, готовы были ее в порошок стереть. — Того, что случилось, уже не изменишь, разве не так? К тому же, как ты ни пытаешься все представить хуже, чем оно есть, не так уж и сильно ты пострадал. Это у всех вас, мужиков, так водится — стоит чуть заболеть, как тут же распускаете нюни, будто малые дети.