Сын розовой медведицы
Шрифт:
Еще раз облазили все вокруг и снова удостоверились, что вывод точен. Именно здесь было место стоянки. Но где погребены сами ученые? В пещере? А может быть, просто под скалой, в своем шалаше? Или обвал застиг их где-то в ином месте? Одним словом, вставал самый трудный вопрос, как и где искать их под этой толщей щебенки и камня. Но одно было совершенно ясно: двум человекам, если у них были бы даже необходимые инструменты, все равно не справиться с задачей. Чтобы пробить хотя бы одну вырубку, потребовалось бы перебросать десятки тонн горной слежавшейся породы.
Сорокин приуныл:
– Ничего мы с тобой, мальчик, не сделаем. Тут нужен экскаватор.
Ильберс грустно улыбнулся:
– Нашли бы. Да жаль, что конструкторы не придумали летающих. Но надо же что-то делать?
– Не знаю. Прямо-таки не знаю, что посоветовать. У меня есть пара рук. Я согласен работать сколько потребуется.
Ильберс с признательностью посмотрел на Сорокина.
– Дорогой Яков Ильич, спасибо! Но вдвоем мы действительно ничего не сделаем. Я подумал вот о чем. Мы обратимся в ближайший колхоз. Попросим людей помочь. Нам не откажут, уверяю вас. Мы объясним, как важно найти погибших ученых. Важно для страны, для науки. Судьба Хуги - это же уникальный случай! И мы с нею снова столкнулись после Федора Борисовича. Он, бесспорно, что-то знал о диком мальчике, мы же теперь видели его взрослым, попытаемся его поймать. Значит, во что бы то ни стало надо найти останки ученых.
– Думаешь, могли сохраниться записи?
– Да.
– На это очень мало шансов, - задумчиво покачал головой Сорокин. Четырнадцать лет под землей... Железо и то истлеет.
– Практика археологов убеждает в обратном. Если они погибли в заваленной пещере, то бумаги там могут храниться десятки лет.
– Что ж, пожалуй, - согласился Сорокин.
– Выходит, медлить нам нечего. Завтра с утра отправимся в обратный путь. А сегодня, я думаю, надо заняться точным определением местонахождения пещеры...
Свою работу они начали с того, что измерили на карте длину Эдема. От расселины до ключа оказалось около десяти сантиметров. Потом с помощью волосяного аркана произвели промерку на местности. Выходило почти сто метров. Таким образом, один сантиметр на карте был приблизительно равен десяти метрам в натуре. Затем узнали точную ширину обвала и того пространства, которое оставалось между расселиной и обвалом. Теперь уже нетрудно было и определить, где находилась пещера. Простейшее вычисление показало, что она расположена в тридцати метрах от края осыпи или же в сорока - от расселины. Если карта была точной (а она должна быть точной), то и определение нахождения пещеры должно было быть верным.
Но тут их сбила с толку неожиданная находка. Бегая по осыпи, Манул вдруг начал рыть в одном месте щебенку и вскоре держал в зубах какой-то исковерканный темный предмет. Сорокин кинулся к собаке и отобрал его.
– Ильберс! Смотри!
– закричал он.
– Смотри, что нашел Манул. Это же бинокль Федора Борисовича!..
Да, это был бинокль, сплющенный, разбитый, изъеденный окисью.
Обрадованные находкой, начали копать глубже, разгребая руками щебенку и отваливая камни. Добрались донизу, но так ничего больше и не нашли.
Бинокль опять стал переходить из рук в руки, навязывая самые противоречивые мысли и догадки. Снова взялись за волосяной аркан. Бинокль был найден метрах в двадцати от предполагаемой линии, по которой находилась пещера. Как он здесь оказался? Надо полагать, Федор Борисович носил его на ремешке. Ну, ремешок мог истлеть, но тогда должно было остаться что-то от самого Федора Борисовича? Ничто не прояснилось, кроме одного, что Федор Борисович и Дина погибли именно здесь. Но вот где их теперь искать? Практически просто невозможно перекопать всю породу.
После обеда снова взялись за раскопку того места, где нашли бинокль. Сорокин вытесал два кола, которыми можно было дробить грунт и отваливать камни, и работа пошла быстрее. К вечеру им удалось расчистить большую площадку. Оба были уверены, что там, где нашли бинокль, должно было быть что-то еще. На руках у того и другого уже кровоточили мозоли, но работу ни тот, ни другой не думали прекращать. Вряд ли с таким рвением мог работать старатель, напавший на золотую жилу, как работали сейчас они.
– Мальчик, ну-ка давай поднатужимся!
– командовал Сорокин.
– Этакая глыбища!
– И, собрав воедино силы, они подваживали камень и отрывали его от скипевшейся породы.
Пласт становился все толще и толще. Но упрямство все-таки победило. Ильберс первым ухватился за конец изржавленной проволоки.
– Вот, Яков Ильич! Глядите, глядите, это же проволока!
– И, присев на корточки, он уже с осторожностью археолога стал выцарапывать вокруг нее слежавшийся грунт.
А немного погодя под крик изумления извлекли из-под камня сплющенный казан, из которого когда-то Дина угощала их пловом.
Еще спустя полчаса они докопались до тонкого пласта спрессованной золы и угля.
Здесь был очаг. Это уже стало совершенно ясно. Стало ясно и другое: засыпать Федора Борисовича и Дину здесь не могло. Начнись обвал в то время, когда они находились у очага, они бы успели убежать от него, ибо он завалил очаг всего лишь исходом осыпи. И тогда Ильберса осенила догадка. Он сказал:
– И все-таки они в пещере.
Сорокин, уставший, пропыленный, вскинул на него глаза.
– Почему ты так думаешь?
– Обвал произошел под воздействием каких-то стихийных сил, - ответил Ильберс.
– Ну, это могло быть дождем или снегом. Когда началось ненастье, они укрылись в пещере.
– Бросив бинокль?
– с улыбкой спросил Сорокин.
– Они его могли забыть...
– Не думаю, мальчик. Казан, конечно, они могли оставить. А вот такую дорогую вещь... бросить?..
– А что, - Ильберс пожал плечами, - могли и бросить.
– Нет, не то, не то. Давай еще завтра покопаем.
Весь следующий день ушел на раскопки, но все усилия больше ничего не дали. Работу пришлось оставить.