Сын счастья
Шрифт:
Она по-прежнему говорила шепотом, словно у обитых шелком стен были уши.
— Поживем — увидим, — сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к ней.
— Не похоже, чтобы ты очень обрадовался.
— Я еще не разобрался. Столько лет я даже думать не смел об этом…
— Ты считаешь, у нас получится?
— Все зависит от тебя…
Дина отложила сигару и подошла к Андерсу. Он обнял ее, положил ее голову себе на плечо и робко погладил по волосам.
— Я хорошо вымылся или от меня еще пахнет рыбой?
— От тебя пахнет Андерсом. — Она прижалась к нему.
— Откуда ты знаешь, как пахнет Андерс?
— Теперь знаю.
— Много же тебе понадобилось времени, чтобы это узнать.
— Сколько понадобилось, столько понадобилось. Ты все еще мой брат?
— Нет.
— Почему?
— Потому что это слишком много для одного человека.
Андерс сидел в курительной комнате в Рейнснесе. Он с детства мечтал, что когда-нибудь станет здесь хозяином. Курительный столик с подставкой для трубок и коробкой с сигарами. Горка со старинными голландскими рюмками. И вдруг он понял, что все это не имеет никакого значения. Выходит, счастье не в вещах?
Он чувствовал идущее от Дины тепло. Прижимался щекой к ее голове. Перед глазами у него проносились картины. Дина и Иаков. Дина и русский. Дина, отгородившаяся стеной музыки.
— Я должен задать тебе один вопрос, — сказал он.
— Задай.
— Ты покупаешь меня, Дина?
— Ты так считаешь?
— Нет, но люди будут считать именно так.
— Какие люди?
— Те, которые думают, что между нами уже давно что-то есть.
— И чем же я плачу в таком случае?
— Рейнснесом.
— А я сама? Что я приобретаю взамен? — Она высвободилась из его объятий и встала.
— Ты получаешь мужа, который возьмет на себя заботу о Рейнснесе и о твоем сыне.
— Андерс! Почему ты заговорил об этом именно сейчас?
Она стояла перед ним, стиснув руки. Он опустил голову и не смотрел на нее.
— Чтобы ты сказала мне все как есть.
Эти слова прокатились эхом по всем укромным уголкам.
В дыхании Дины слышались всхлипы, которые выдавали ее волнение.
— Ты думаешь, я у тебя в руках? — Дина проплыла обратно к кушетке.
— Нет. Но я уже не так молод, чтобы, не зная фарватера, в туман выходить в море на открытом карбасе. Поэтому мне нужно знать, как ты смотришь на наш брак. Мне ни к чему этот дом с его серебром, бархатом и плюшевой мебелью. Если у меня на карбасе есть парус и весла, мне больше ничего не требуется.
— Прекрасно! — сказала Дина, глядя на хрустальную люстру.
— Дина, я вовсе не принуждаю тебя сказать, что ты меня любишь. Я только хочу знать… Ведь это уже на всю жизнь…
Она пошарила в поисках погасшей сигары, нашла ее.. Пальцы у нее немного дрожали, она была очень бледна. Андерс встал и дал ей прикурить.
Маятник часов продолжал взывать к нему. Андерс понимал, что ему до боли хочется услышать от нее, что она его любит. Чтобы избавиться от этой мысли, он спросил:
— Какой был Лео? Что он тебе обещал? Андерс вернулся на прежнее место. Дина все еще молчала. Чего он ждал? Вспышки гнева? Презрения из-за слишком рано проявившейся ревности? Чего угодно. Но только не того, что случилось.
Дина поджала под себя ноги и обхватила плечи руками. Несчастный живой клубок.
Андерс снова подошел к ней и спас ее волосы от дымящейся сигары.
— Дина, — тихо позвал он и опустился перед ней на колени.
Сперва он положил руку на кушетку. Но этого было мало. Тогда он просто обнял ее:
— Дина, не молчи… Только, пожалуйста, не молчи! Слышишь!
Она была как старая шарманка, которая слишком долго стояла на холоде. Теперь ее внесли в дом и стали быстро крутить ручку.
— Если тебе хочется плакать, плачь, но только скажи хоть слово! — молил он.
— Его больше нет здесь, — жалобно проговорила она. — Он исчез! Другие остались, а он исчез! Можешь объяснить мне, почему так случилось? Я думала, он принадлежит мне… Но я ошиблась…
— Ты хотела бы, чтобы он был сейчас здесь? — Да.
— Кто эти другие, о ком ты говорила?
Она помотала головой, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Почему ты выбрала меня, Дина?
— Потому что мне давно следовало выбрать тебя.
— Как давно? — хрипло спросил он.
— Вениамин прав. Мне следовало выйти замуж за тебя, а не за Иакова!
— Неужели тебе так легко полюбить, Дина?
— Полюбить? — удивленно переспросила она.
— Да, а как еще можно назвать это чувство? Ведь я для тебя лишь человек, который иногда жил в доме Иакова.
— А ты сам? Когда ты понял… что это любовь? Я знаю одно: ты всегда старался держаться подальше — так, чтобы не обжечься.
— Я и не думал, что такое возможно… Разве ты подала мне когда-нибудь хоть один знак, а я его не понял? Может, очень давно?
— Ты всегда налетал точно ветер. Не успеешь привыкнуть, что ты сидишь с нами за одним столом, как ты уже в море за много миль отсюда.
— Когда ты первый раз обратила на меня внимание? Я имею в виду…
— Когда мы ходили в Берген. Я не знала, какое это будет иметь для меня значение. Кроме того…
— Кроме того, у тебя был Лео?
— Да, — жестко сказала она.
Он встал, стараясь сохранить чувство собственного достоинства. Вряд ли оно пострадало бы, если б он сам посмеялся над собой. Но он этого не сделал.
— Кого ты сейчас видишь перед собой?
— Когда ты встал на колени, я подумала, что ты хочешь посвататься ко мне.
— Кого ты сейчас видишь перед собой? — повторил он. — Меня или русского?
— Может, уже довольно, Андерс? Или ты хочешь заставить меня вылизать языком все половицы, по которым ходил Лео?