Сын шевалье
Шрифт:
— Да как же ты все-таки здесь очутилась? Что ты здесь делаешь?
— Но это же, сударь, мой дом!
— Вот оно что! Так ты переехала за город?
— Сами видите, сударь.
— Ты так разбогатела?
— Не то что разбогатела, а брат дал мне денег, я на них и завела свое дело. А идет оно хорошо; пожалуй что, если так и дальше будет, я стану даже чересчур уж богатая.
— А все равно как была тихоня, так и осталась, — подтрунивал над Переттой Жеан.
— Ну и что? Если повезло, подвернулось несколько хороших заказчиц — так сразу и в пляс пускаться?
— Какое тут повезло! Просто ты симпатичная, да работаешь как проклятая, да…
— А вам не стоило бы так скакать по комнате, — перебила его Перетта. — Посидели бы, сударь, спокойно, право, лучше бы было.
— Э! — спохватился Жеан. — Это что ты там делаешь?
— А вы разве не видите? Корпию щиплю, бинты готовлю.
— Это еще за каким дьяволом?
— Перевязать вас, сударь, надо.
— Я же совсем здоров!
— Почем вы знаете? Вы, может, сами не понимаете, какие у вас тяжелые раны.
— Да ничего со мной не случилось! Вот ведь дьявол!
— Посмотрим, посмотрим! — ласково, но упрямо возразила Перетта.
— А она что там делает? — спросил Жеан, кивнув головой на Мартину (та возилась с чем-то в углу).
— Стелет вам постель и готовит ужин. Вот только сможете ли вы кушать из-за ран?
— Ты что же, думаешь, я тебя объедать собираюсь? — с шутливым негодованием спросил Жеан.
Она все так же строго и бесстрастно поглядела на него:
— Вы за мной и за матушкой, сударь, ухаживали много недель, ни на миг не отлучались. Без вас мне бы в живых не бывать. А мы ведь вам совсем не родня, хоть вы меня и зовете сестричкой. Мыто, сударь, много лет жили на ваш счет. А я за вами всего пару часов поухаживаю да пару деньков вас покормлю. Вот и судите, в расчете мы будем или нет.
— Да мне это не нужно совсем!
— Вот оно как! — с невыразимым достоинством произнесла Перетта. — Вы, значит, нами, маленькими людьми брезгуете?
— Что ты говоришь такое! — возмущенно воскликнул Жеан.
— Так уж позвольте мне осмотреть ваши раны.
Жеан ласково улыбнулся:
— Сестричка, от всего сердца благодарю тебя — только мне, видишь ли, некогда заниматься всякими пустяками. Мне пора, я уже отдохнул.
Перетта тихонько вздохнула; пальцы ее невольно дрогнули. Она отложила на стол тряпки, которые разрывала на бинты, и сказала:
— Ну куда вы пойдете в таком виде? И думать об этом нечего. Вы только поглядите на себя, сударь: камзол весь порван, от штанов одни лохмотья остались — на что это похоже? А что вы сами весь в крови, я уж и не говорю!
У нее был такой вид, словно она сама была хозяйкой этой одежды и страдала теперь от невосполнимых убытков.
Жеан не без грусти посмотрел на свое изодранное платье. Какие-то там царапины его совсем не огорчили, но потеря камзола была чувствительна: мы ведь знаем, сколько у него оставалось денег. Впрочем, раны тоже беспокоили его, хоть он и не хотел в этом признаться.
Перетта поняла его взгляд.
— Завтра я вам куплю приличную одежду, — решительно объявила она. — А то как же вам такому оставаться?
Жеан с деланой беспечностью пожал плечами и довольно твердо возразил:
— Как хочешь, а мне надо идти. Я уже и так много времени здесь потерял. Прощай пока, Перетта. Я скоро вернусь и в долгу у тебя не останусь.
Он взял девушку за руку. Она опять побледнела, отняла руку и как-то особенно бесстрастно произнесла:
— Куда же вы спешите в такой час? Глядите: скоро ночь на дворе! Пора уже и свет зажигать.
— Так и есть! — в ярости воскликнул Жеан. — Проклятье! Я опоздал! А, негодяй Кончини, дорого ты мне за это заплатишь!
Он заметался по комнате, с грохотом опрокидывая попадавшиеся на пути табуретки, топая ногами, стуча кулаком по столу и изрыгая проклятья по адресу неведомых врагов…
Перетта тем временем собрала бинты и держала их так, как будто сейчас-то и начнется перевязка. Наконец Жеан остановился; Перетта присела напротив него. Чуть побледнев, но все так же строго и хладнокровно, она поглядела большими ясными глазами прямо ему в лицо и спросила:
— А вы, случайно, не в Монмартрское аббатство так спешите?
Жеан чуть не вскрикнул от неожиданности.
— Почему ты спрашиваешь? — ответил он, кое-как сдержав себя.
— Так… — сказала девушка равнодушно (только голос ее еле приметно дрожал). — Я подумала: вдруг вам нужно что-то разузнать о тех местах? Я бы вам все и рассказала, чтобы вам самим в гору не лезть. А лезть вам туда не стоит, не то ничего у вас не получится.
Сначала до Жеана не вполне дошел смысл ее слов. Он понял только одно: Перетта что-то может рассказать ему об аббатстве.
— Так ты хорошо знаешь те места? — живо спросил он.
— Как не знать! Монмартрские монахини — самые лучшие мои заказчицы. Из-за них я сюда и переехала.
— Значит… Значит, тебя пускают в монастырь?
— Конечно, пускают. Я каждую неделю туда хожу.
— А когда пойдешь в следующий раз?
— В среду.
— Через пять дней… Нет, долго ждать!
И Жеан — тот самый Жеан Храбрый, что бестрепетно сопротивлялся двум десяткам наемных убийц, не поморщившись, терпел боль множества ран и отказался от перевязки — вдруг бессильно опустился на стул, уронил голову на руки и зарыдал, словно ребенок.
Перетта долго безмолвно смотрела на него. Она вся побледнела, но не проронила ни слезинки.
Ее невинная мечта о счастье давно разбилась, развеялась прахом: вот уже несколько месяцев, как она принесла в жертву свою любовь… Но до чего же мучительно видеть возлюбленного, который на твоих глазах рыдает из-за другой! Сердце у Перетты кровью обливалось.
«Как же он ее любит!» — думала она.
И все-таки Перетта не заплакала: она была мужественная девушка. Она даже осудила себя за свое огорчение (а разве могла она не огорчиться?) «Или я не знала, что Жеан мне не ровня? Так что же теперь горевать? И то уже хорошо и почетно, что я навеки останусь ему любимой сестрой… А если он еще будет мне обязан своим счастьем… «