Сын шевалье
Шрифт:
Равальяк сосредоточенно слушал его — то качал головой, то поддакивал. Он словно хотел убедиться: Жеану действительно изменяют последние остатки сил и мужества. Вот тогда жертва Равальяка спасет его! А быть может, он просто оттягивал роковой миг, не находя в себе довольно сил одолеть свою муку?
Как бы то ни было, он тихим голосом произнес вот что:
— Она видела, как вокруг ее дома рыщет король, и решила скрыться. Ведь она чистая, честная девушка.
Жеан вздрогнул. Это был не вопрос, не предположение — Равальяк был уверен в истине своих слов.
— Вы ошибаетесь, — сказал Жеан, пристально на него глядя. — Король ей ничем не опасен. Совершенно ничем — понимаете?
Равальяк бросил на Жеана безумный взор, побледнел, задрожал. Невыразимая тревога загорелась в его глазах.
— Вы уверены? — прошептал он.
— Полностью. Говорю вам — король здесь ни при чем. У нее есть враги. Она угодила в какую-то хитрую, гнусную западню.
Равальяк знал: Жеану всегда можно верить. В душе его все перевернулось; он лихорадочно соображал: «Так значит, она в опасности? А я уже месяц знал об этом — и молчал! Вдруг с ней случилась беда? Вдруг она погибла? Если так — то это я убил ее! Я! О, будь я проклят!»
И внезапно, отбросив сомнения, он глухо сказал:
— Послушайте! Я молчал до сих пор потому, что был уверен: она скрылась сама. Я, как видно, ошибся. Теперь я вам все скажу… Дай Бог, чтобы не было поздно!
И он рассказал, как встретил Бертиль на Монмартре вместе со старой крестьянкой, как последовал за ними к аббатству, как она вошла туда и не вышла.
Не дослушав его до конца, Жеан прицепил шпагу к поясу и вихрем вылетел прочь. Но вскоре он так же стремительно вернулся назад к столу, схватил Равальяка за обе руки, сжал их так, что кости захрустели, и тихо произнес, глядя собеседнику прямо в глаза:
— За услугу — услуга. Ты спас меня от отчаяния — я тоже тебя спасу. Тебя — и его… Ты знаешь, о ком я.
Он еще ближе притянул к себе Равальяка и еле слышно прошептал:
— Слушай меня, Равальяк. Я знаю: ты хочешь убить короля из ревности — ты видал его рядом с ее домом. Не спорь, я знаю, что говорю! Так я не дам тебе совершить такое злодеяние. Король ей отец, Равальяк! Понимаешь — отец! Убей же его, если смеешь!
Он отпустил Равальяка. Тот испустил глухой стон и застыл, словно статуя. Невидящими глазами он глядел вслед Жеану, который снова исчез — и уже не вернулся.
Глава 39
СХВАТКА НА ПУТИ В МОНМАРТРСКОЕ АББАТСТВО
Обезумев от радости, сам не помня себя, Жеан Храбрый стремглав бросился в первый же переулок. Его вела вперед одна лучезарная мысль: «Она жива! Я знаю, где она! Я обязан освободить ее, хотя бы камня на камне не осталось от этого аббатства!»
Раз уж он так спешил, путь его должен был бы лежать вдоль холма Сен-Рок и дальше полями за Виль-Левек: так вышло бы много короче. Но он побежал в предместье Сент-Оноре и дальше, не разбирая дороги; так и помчался прямо вперед.
Выбегая, он сильно толкнул дворян Кончини, но не остановился, не извинился — ему было некогда. За спиной у него раздались возмущенные крики, угрозы, ругательства… Он все слышал — но не ответил, не обернулся, не задержался ни на мгновение.
Дворяне хотели погнаться за наглецом и сразу его проучить, но Кончини их остановил.
Он увидел, куда побежал Жеан, и сразу же догадался: юноша мчится к Монмартру! Впрочем, возможно, он остановится в деревушке Руль близ дороги или повернет оттуда налево, к Шайо? Нет! Эти мысли Кончини отбросил в ту же секунду. Жеан спешит на Монмартр — сомневаться тут не приходится! Радость обуяла Кончини, и он прошептал:
— Теперь-то ты попался!
Один из четырех дворян уже успел исполнить приказ и привел с собой дюжину человек. Весь отряд устремился короткой дорогой, про которую не вспомнил Жеан.
А тот миновал предместье и за капуцинским монастырем повернул направо. Тут он пробормотал:
— Куда, собственно спешить? Теперь я знаю, где она; теперь я ее обязательно спасу. Только глупо было бы надеяться, что все совершится сразу, без всякого труда. Нет, само собой дело не сделается. Потребуется, полагаю, еще немало времени, терпения, осторожности. И главное, черт побери — это не привлекать к себе понапрасну внимания! Так что пойду я теперь спокойно, словно забрел сюда случайно, гуляя. Подойду к этому аббатству поближе, изучу все на месте, а там видно будет.
Так он и сделал: замедлил шаг и пошел, как праздный пешеход. Он миновал мост Аркан через Монмартрский ров, прошел еще несколько туазов и вновь свернул направо.
Тут нам придется подробно описать местность.
Большая дорога шла от моста Аркан до окраины Монмартрского предместья с запада на восток, слегка уклоняясь к югу. От предместья она продолжалась к северо-востоку, наискосок, в направлении деревни Клиньянкур. Неподалеку от нее стоял крест — тот самый, у которого молился Равальяк. Оттуда вокруг Монмартра, мимо Клиньянкура, шла другая дорога, а большая поворачивала вновь на восток и устремлялась к предместью Сен-Дени, где и заканчивалась у угла монастыря Сен-Лазар.
Крест находился у подножия холма, прямо под часовней Мученика. Мы, помнится, говорили, что там начиналась и еще одна тропа — к востоку от часовни, вдоль аббатства; она терялась на противоположном склоне горы. По ней-то и собирался Жеан подняться на вершину, чтобы исследовать места вокруг монастыря.
Итак, юноша повернул от моста направо. Сперва дорога шла меж болот и полей. Затем по правую руку показался замок Першерон. У его стен тянулся ряд лачужек, а дальше, вплоть до самой развилки, были разбросаны дома с садиками, обнесенные живыми изгородями, частоколами или крепкими высокими стенами.
Стояли эти дома как попало, без всякого попечения о порядке, симметрии или ровной линии: одни нахально выпирали на дорогу, другие прятались подальше — не то из скромности, не то из страха. В результате тут появилось множество всяческих поворотов и закоулков.
Прямо против замка был пруд с островком, а на нем — с полдюжины таких же домиков с садиками. Вокруг них, под обрывом, на котором стояла мельница, шла тропа и выходила вновь на большую дорогу.
Когда-то мельница принадлежала Монмартрскому аббатству, но потом она потеряла крылья, так что осталась одна башня. Эту башню прозвали Башней монахинь. Отсюда и название улицы, сохранившееся до наших дней.