Сын шевалье
Шрифт:
— Боюсь, — сухо ответил Пардальян, — что вас ждет последнее.
Жеан разразился пронзительным хохотом, выдававшим все смятение его души.
— Эка важность! — воскликнул он в величайшем возбуждении. — Разве вы не слышали, что она сказала мне? Дочь короля, сударь! Она дочь короля! Клянусь рогами дьявола! Раз я настолько обезумел, что возмечтал о подобной девушке, то должен встать с ней вровень! А если нет, то пусть меня изрубят на кусочки!
Пардальян устремил на него проницательный взгляд, а затем пробормотал еле слышно:
— Бедный мальчик!
Вслух же произнес, улыбнувшись:
— Дочь короля или дочь крестьянина — это все равно, когда вступает в свои права любовь. Запомните мои слова, быть может, они остановят вас, не дав совершить непоправимое. А пока, друг мой, я с вами прощусь… уже поздно, и мне хотелось бы слегка отдохнуть.
— Черт возьми! — живо возразил Жеан. — Я расстанусь с вами только у дверей вашего дома!
Тут же опомнившись, он добавил с очаровательной робостью, поразительной для такого необузданного юноши:
— Если, конечно, вы разрешите мне проводить вас…
— Это доставит мне большое удовольствие, — вежливо ответил Пардальян. — Я живу на улице Сен-Дени.
Повернувшись к трем храбрецам, он дружески помахал им со словами:
— Доброй ночи, господа.
— Вы слышали? — осведомился Жеан. — Ступайте по своим делам. Пока вы мне не нужны. Спокойной ночи.
Не обращая больше внимания на своих головорезов, которые недоуменно переглядывались, обмениваясь короткими репликами, он занял место рядом с Пардальяном, и оба неспешно тронулись в путь.
Увидев это, трое храбрецов ринулись следом, восклицая:
— Эй, мессир Жеан! Подождите! Мессир Жеан!
Юноша обернулся и, хмуря брови, спросил:
— Что вы орете, как резаные?
Эскаргас, Гренгай и Каркань остановились в нерешительности. То ли от смущения, то ли от испуга они не решались заговорить, подталкивая друг друга локтями. Нетерпеливый Жеан, знавший все их повадки, вскричал:
— Теперь вы онемели, что ли? До бешенства меня довести хотите? А ну, Эскаргас, выкладывай… ты ведь самый разговорчивый!
— Да ведь синьор Кончини…
— К дьяволу Кончини и тебя вместе с ним, дурак! Завтра решим! — бросил молодой человек, повернувшись к провансальцу спиной.
— Так ведь завтра будет поздно, мессир Жеан! — жалобно пролепетал Гренгай. — Дельце назначено на сегодня.
— Прекрасно! — отозвался Жеан издали. — Значит, я в нем не участвую. А завтра вы мне все расскажете.
Глава 10
СИНЬОР КОНЧИНО КОНЧИНИ
— Тьфу ты, пропасть!
— Черт возьми!
— Дьявольщина!
Три восклицания раздались одновременно, слившись в единый возглас. Застыв на месте, трое храбрецов провожали взглядом стремительно исчезавшие в темноте фигуры, и на их озабоченных физиономиях явственно читались досада, сожаление и тревога.
Эскаргас, опомнившись первым, воздел свои здоровенные ручищи к небу, словно беря звезды в свидетели, и зычно возгласил:
— Что бы ни случилось, мы сделали все, что в наших силах, и упрекнуть нам себя не в чем!
Двое других одобрительно кивнули. Однако было заметно, что они еще не вполне успокоились.
— Клянусь кишками папы! — продолжал Эскаргас. — Пора сматываться отсюда. Мы и без того сильно запоздали. Синьор Кончини, небось, подумал, что мы его бросили.
И они, в свою очередь, двинулись в путь, по привычке прижимаясь к стенам домов. На ходу все трое обменивались впечатлениями, не забывая приглядываться и прислушиваться к любой подозрительной тени или звуку.
— Уверен, что мессир Жеан будет сожалеть… лучше бы он нас выслушал, право слово!
— Ба! Ты всегда все видишь в темном свете, Гренгай! Дельце это не имеет к нему никакого отношения.
— Черт возьми, малыш Каркань прав! Подумай сам, Гренгай, разве мало хорошеньких девиц на улице Арбр-Сек? Я, по крайней мере, уже не с одной перемигнулся…
— Знаю, Эскаргас.
— Тогда отчего ты решил, что синьор Кончини положил глаз на избранницу нашего Жеана? Почему именно на нее, а не на другую? Дьявольщина! Это было бы просто немыслимым совпадением… только я в чудеса не верю!
— Я пытаюсь убедить себя в том же! Но было бы лучше предупредить вожака!
— Так ведь он не захотел нас слушать!
— К чертовой матери! Поживем — увидим.
— Вы поняли, что сказал наш Жеан? Дочь короля!
— Проклятье! Конечно, поняли! Не глупее тебя!
— Дьявольщина! Он высоко метит, наш Жеан!
— Ты на что это намекаешь, скотина, подлец, мерзавец?
— Да я…
— Для мессира Жеана и дочери короля мало! А если кто посмеет возразить, я ему голову сверну, кишки выпущу, вырву сердце и скормлю свиньям!
Назревала беспричинная ссора. Еще немного, и они схватились бы врукопашную, но, к счастью, впереди уже показалась улица Арбр-Сек, за которой им было поручено наблюдать, а все они чтили кодекс профессиональной чести, повелевавший свято исполнять оплаченную работу. Поэтому перебранка тут же прекратилась: они замолчали, сосредоточившись на деле.
Скользя, словно тени, трое храбрецов быстро обследовали улицу, потом заглянули в тупик Курбатон и, наконец, остановились у дома Бертиль. Все вокруг дышало привычным покоем. Обыватели спали глубоким сном, и ничто не нарушало безмолвия ночи.
Убедившись, что все в порядке, Эскаргас, Гренгай и Каркань устремились на улицу Сент-Оноре, к дому Кончини. Их немедленно провели в кабинет — средних размеров, но роскошно обставленный, — и они оказались перед лицом довольно молодого человека, который, стремясь скрыть терзавшее его нетерпение, нервически расхаживал по комнате.
Выйдя из опочивальни королевы, Леонора Галигаи увидела своего супруга Кончино Кончини, ожидавшего разрешения войти к Марии Медичи.
Кончини был среднего роста и очень хорошо сложен. Его отличала мягкая и гибкая, как у хищника, повадка. На лице с высоким лбом, выступающими скулами и алыми губами под черными подкрученными усиками больше всего выделялись глаза — горящие, словно угли, излучающие нежность и страсть, чарующие томной лаской. Необыкновенно подвижная физиономия легко принимала любое выражение, будто он натягивал заранее приготовленную маску. Гордость сквозила в каждом его движении, в манере высоко вскидывать голову, в самой походке. В своем потрясающем по роскоши костюме он был великолепен и изумителен — по-настоящему красив и в высшей степени элегантен…