Сын скотьего Бога(CИ)
Шрифт:
— Шевелись! Шевели копытами, саксонская рожа! — прикрикнул Клянча. Бельд ухмыльнулся, занося двумя руками меч. И снова Волх каким-то немыслимым финтом ушел из-под удара, а дружина одобрительно загоготала.
— Пора кончать, — зевая, заявил княжич. — Меня отцов грек заждался.
Резкий выпад — и острие меча задрожало у сердца Бельда. Тот развел руками, бросая оружие.
В боевую позицию встала следующая пара — Клянча и Алахарь. Бельд и Волх, тяжело дыша, отошли в сторону и уселись на перевернутую рыбачью лодку. Бельд набросил на спину меховой
— Одень, а то простудишься.
— Что ты как нянька! — тут же взвился княжич. — Ты больше не раб, неужели трудно привыкнуть? И ничего меня опекать!
— Хорошо, — пожал плечами сакс. — Ветер потную спину живо застудит, будешь кашлять кровью и умрешь. Но это дело твое.
— Мне жарко, — огрызнулся Волх. Но в плащ все-таки закутался. Снег тут же густо усыпал его плечи и волосы. Он смотрел на сражающихся. Могучий Алахарь крепко держал оборону, а Клянча крался вокруг него, как рысь перед прыжком. Хорошая у меня дружина, — с гордостью подумал Волх. В ней самому старшему семнадцать, а младшему — двенадцать лет, но мечом все владеют не хуже, чем в отцовой дружине.
— Что отец, не велел тебе распустить дружину? — спросил Бельд. Волх вздрогнул: сакс словно прочел его мысли.
— С какой это стати? — пожал он плечами. — Я старший сын и рано или поздно стану князем. Почему у меня не должно быть дружины?
— Хорошо, ты так ему и сказал?
— А откуда ты знаешь, что он со мной об этом разговаривал?
Бельд улыбнулся краем рта.
— Догадался.
— Почему?
— Потому что отцу на тебя наговаривают.
— Кто?
Бельд не ответил. Волх и сам знал ответ. Хавр. Этот сукин сын следит за каждым его шагом. Он с радостью принес бы его на заклание его же кровожадному Перуну. А отец стареет, глупеет и потому слушает наветы.
— Твой отец слишком близко допускает этого руса, — снова повторил его мысли Бельд. И Волх уже не удивился. Он лишь поёжился, лишний раз ощутив, какие крепкие узы связали его с рыжим саксом.
Волх не привык иметь друзей. И Бельда отталкивал, все время напоминая: ты мне не раб. Ты свободен. Ты мне ничем не обязан. А Бельд молча давал понять: за то, что ты сделал, моя жизнь принадлежит тебе. Это душило ответственностью и в то же время ложилось теплой грелкой на сердце…
Бельд никогда не провоцировал его на откровенность. В то же время Волх чувствовал, что сакс понимает его мысли и поступки едва ли не лучше его самого.
О себе Бельд рассказывал без утайки, но скупо, сдержанно, сообщая лишь факты. И Волх только догадываться мог, что чувствовал молодой сакс, сын знатных и свободных родителей, когда на него надели рабский ошейник. Только раз Бельд проговорился, что не освободи его Волх, он на обратном пути сиганул бы с корабля вниз головой. Есть много свободных людей, кто втайне не прочь вести сытую жизнь раба. У Бельда в характере ничего рабского не было и в помине. И только добровольно он мог отдаться в новое, дружеское рабство.
Поединок Алахаря и Клянчи закончился изматывающей ничьей. Оба еле волочили ноги, когда подошли к княжичу.
Клянча согнулся, уперев руки в колени, и выдохнул белый пар.
— Фу-у-у… Как после медвежьей охоты.
Он выпрямился и стряхнул снег с бороды. Потом вдруг прищурился:
— Глянь-ка, Волх Словенич! Что это? Кажется, девка за холмом прячется. Слушай… Да это же та, белоглазая, помнишь? Мы еще парня ее до мокрых штанов напугали. Вот потеха была! Чего это она здесь вьется? Никак мой поцелуй забыть не может? Тупая курица.
Теперь и Волх заметил за снежной завесой маленькую неуклюжую фигурку.
— Прогони ее, Клянча, — велел он. — Терпеть не могу, когда кто-то подглядывает.
— Волх Словенич! — взмолился Клянча. — Дай отдышаться! Этот бычара совсем меня загонял!
— Хорошо, я схожу, — поднялся Бельд.
Когда Сайми увидела идущего к ней княжичьего дружинника, у нее сердце ухнуло в пятки. Стыд какой… Ее заметили. Но бежать было еще позорней, и она вышла из своего укрытия, торопливо придумывая оправдание. Как назло, ничего толкового в голову не приходило. Прогонят теперь, как собаку…
Но рыжий сакс шел к ней, дружелюбно улыбаясь.
— Как твое имя, красотка?
Сайми покраснела. Ага, красотка… Замотана, как куль, глаз не видно… Квашня квашней.
— Хорошо, что торчишь здесь, на морозе? — допытывался сакс.
— На потешные бои посмотреть хотела, — прошептала Сайми. Это было почти правдой, и все-таки она залилась краской еще ярче.
Сакс посмотрел на нее, склонив голову набок. Сайми вдруг вспомнила пса со своего двора. Он так же наклоняет голову, когда слушает. И такой же рыжий. Она тихонько хихикнула в рукавицу. Сакс нахмурился и сам покраснел еще пуще нее. Сдвинул брови.
— Княжич не любит, когда за ним подсматривают. И парни в дружине озорные есть. Обидеть могут. Иди отсюда.
Сайми встрепенулась как птица, только сейчас поняв, что, возможно, ее навсегда лишают маленького счастья… Сакс что-то прочел по ее глазам и покачал головой.
— Хорошо. В другой раз, как захочешь бои посмотреть, прячься получше. Во-он из того оврага тебя никто не заметит. Поняла, красотка?
Сайми торопливо закивала, подобрала подол и бегом припустила к городу.
Грек Спиридон, кутаясь в дареную княжескую шубу, зажег в библиотеке несколько свечей. На стол он водрузил масляный светильник. И все равно темень такая, что читать — только зрение портить. И холод. Какие жуткие здесь зимы…
Спиридон был родом из Эфеса — города некогда славного, но в составе Византийской империи превратившегося в захолустье. Величественные руины — и нищета жилых домов. Жители Эфеса гордились своим прошлым, но стыдились настоящего.
Семнадцати лет от роду Спиридон нанялся матросом на торговый корабль, ходивший по Борисфену в славянские земли. Ему обещали хорошо заплатить. Но бес попутал Спиридона… Однажды он увидел, как капитан пересчитывает золотые монеты у себя в каюте, и лишился покоя.