Сын света (другой перевод)
Шрифт:
— У нас нет выбора, Моис. Если мы попытаемся уйти от этого, нас поглотит пучина мрака.
— Ты полагаешь, что этот мир — это свет?
— Свет пронизывает этот мир.
Моис поднял глаза к небу.
— Может быть, он прячется в центре солнца?
Рамзес заставил друга опустить глаза.
— Не смотри на него прямо, оно ослепит тебя.
— То, что скрыто, откроется мне.
Испуганный крик прервал их беседу: по ближайшей аллее неслись две девушки-ткачихи, убегая со всех ног.
— Теперь моя очередь тебя удивить, — сказал Моис. — Идем, изгоним беса, который страшит этих несчастных.
Виновник переполоха вскоре показался на глаза; стоя на колене, он подобрал рептилию красивого темно-зеленого цвета и сунул ее в свой мешок.
— Сетау!
Знаток змей не выказал никаких эмоций. Поскольку Рамзес не мог прийти в себя, оттого что застал его здесь, тот объяснил, что продажа яда в опытную мастерскую гарема обеспечивала ему значительный доход; к тому же возможность провести несколько дней в компании Моиса несказанно обрадовала его. Поскольку ни тот, ни другой не были скованы удушающими узами нравственных принципов, они жили в свое удовольствие, пока судьба не решит опять разлучить их.
— Я научил Моиса некоторым хитростям моего искусства. Закрой глаза, Рамзес.
Когда царевичу разрешили открыть глаза, Моис, твердо стоя на ногах, держал в правой руке тонкую палку темно-коричневого цвета.
— То же мне. Подвиг.
— Взгляни получше, — сказал Сетау.
Палка вдруг ожила, взвившись кольцами. Моис бросил на землю эту довольно большую змею, которую Сетау тут же подобрал.
— Как тебе этот фокус природы? Немного хладнокровия — и можно удивить кого угодно, даже сына царя!
— Что ж, научи меня управляться с такими палками.
— Почему бы нет?
Трое друзей удалились во фруктовый сад, где Сетау собирался обучать своих приятелей: обращение с живой рептилией требовало сноровки и точности.
Стройные девушки повторяли свой танец, больше походивший на акробатический номер. Облаченные в набедренные повязки средней длины, держащиеся на двух лентах, перекрещенных на груди и на спине, с волосами, забранными в хвост на макушке, с маленьким деревянным шариком на конце, они исполняли сложные трюки дружно, как по команде.
Рамзес наслаждался этим зрелищем благодаря содействию Моиса, которого обожали танцовщицы, но тот почему-то становился все мрачнее. Сетау не разделял увлечения двух своих приятелей; непрекращающиеся встречи со змеями, носителями скоропостижной и неизбежной смерти, придавали его жизни неповторимый вкус. Моис хотел бы пережить страсть, подобную этой, но он находился в сетях бесконечных поручений, которыми, однако, никогда не пренебрегал, рассчитывая однажды, в скором времени, занять пост начальника гарема.
— Настанет день, — пообещал он Рамзесу, и я оставлю все.
— Что ты хочешь сказать?
— Я сам еще не знаю, но эта жизнь становится для меня все невыносимее.
— Мы можем уйти вместе.
Танцовщица с благоухающим телом пролетела мимо, слегка коснувшись обоих юношей, однако не сумела их отвлечь. Когда выступление окончилось, они, тем не менее, согласились разделить угощение с чаровницами, расположившимися на берегу небольшого пруда с синей водой. На царевича посыпалось множество вопросов о дворе, о должности царского писца, о планах на будущее, но он был резок — отвечать не хотелось. Разочарованные собеседницы принялись читать наизусть стихотворные цитаты, показывая тем самым свою образованность.
Рамзес заметил, что одна из них сидит молча. На вид младше своих подруг, с черными блестящими волосами, зелено-голубыми глазами, она была восхитительна.
— Как ее зовут? — спросил Рамзес у Моиса.
— Нефертари.
— Почему она такая робкая?
— Она из скромной семьи и только что поступила в гарем; ее взяли благодаря ее ткацкому мастерству. Во всем она оказалась впереди своих подруг. Девушки из богатых семей не могут ей этого простить.
С еще большей настойчивостью чаровницы попытались привлечь внимание царевича; слухи донесли, что Рамзес женится на красавице Исет, но разве сердце царевича не шире, не щедрее, чем сердца остальных мужчин? Рамзес оставил кокеток и присоединился к Нефертари.
— Я не помешаю?
Внезапность и напор обезоружили ее, она подняла на Рамзеса встревоженный взгляд.
— Извините, но вы казались такой одинокой здесь.
— Я просто… думала.
— Что же беспокоит такую светлую голову?
— Мы должны выбрать одно из выражений мудрого Птах-Хотепа и объяснить его.
— Я бесконечно уважаю этот труд. Какое же вы выбрали?
— Я еще не знаю.
— Какому делу вы собираетесь себя посвятить, Нефертари?
— Искусству цветов. Я хотела бы составлять букеты в дар богам и в течение года находиться в храме как можно дольше.
— Почему такая серьезность?
— Я люблю размышление, в нем я черпаю свою силу. Разве не сказано, что молчание позволяет душе расти, как цветущему дереву?
Наставница танцовщиц попросила их собраться и пойти переодеться перед уроком грамматики. Нефертари поднялась.
— Подождите… Не согласитесь ли вы оказать мне одну услугу?
— Наставница очень строгая и не любит, когда опаздывают.
— Какое выражение вы выберете?
Ее улыбка усмирила бы и самого пылкого завоевателя.
— «Совершенное слово сокрыто глубже, чем зеленый камень; и все же его можно найти у работниц, трудящихся на мельнице».
И она исчезла, легкая, просветленная.
20
Рамзес провел целую неделю в гареме Мер-Ура, но так и не представилось случая вновь увидеть Нефертари; Моис мог уделять своему другу совсем немного времени из-за работы, которую давал ему его непосредственный начальник, ценящий быстроту исполнения поручений. И тем не менее, они черпали в своих беседах новую силу и пообещали друг другу, что не позволят лениться своему сознанию.