Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра
Шрифт:
Я еще никогда не видел Руперта таким довольным; с тех пор как он отдал пять миллионов китайцам, он держался как человек, который нашел свой путь. Он был спокоен, чувствовалось, что он уверен в своей правоте.
— Во-первых, — заявил он. — я хочу забрать из фирмы все свои деньги.
— А разве это возможно? — удивился я. — Ведь, кажется, акции фирмы не продаются?
— Их можно продать кому-нибудь из членов семьи. Я продам их Фредди.
— Фредди? А почему не вашей матери?
— Нив коем случае! — воскликнул Руперт; он лежал на залитой солнцем лужайке возле дома, поставив на живот чашку чая, принесенную
— А вы не думаете, что Фредди тоже сохранит для вас акции?
— Фредди? Вот уж кто из рук ничего не выпустит.
— Но…
— Можете помолчать? — рассердился Руперт. — Вы не даете мне слова сказать. Разве вам не интересно знать остальное?
Я сказал, что интересно.
Намерения у него были самые простые. Получив деньги, он хотел создать нечто вроде фонда для разных полезных начинаний.
— Что вы называете «полезными начинаниями»? — спросил я.
— В конечном счете все полезные начинания преследуют одну и ту же цель.
— В таком случае, почему бы вам сразу не отдать ваши деньги коммунистам? — сухо осведомился я.
— Потому, что у меня свои взгляды и свои планы, — отрезал он.
Летний день выдался на славу. За углом дома Джо поливала розы: она крикнула Роланду, чтобы он убрал с грядки свой велосипед.
— Ах ты, растеряха… — бранила она сына.
— Если вы раздадите деньги, — спросил я, — на что вы будете жить?
— Не беспокойтесь, с голоду не умрем.
— А вы подумали о Лилле?
Руперт стал обкусывать травинку.
— Теперь ему со мной не так легко сладить, — заявил он.
— А Джо?.. — этот вопрос я припас под конец.
— Не знаю, — задумчиво, но без всякой тревоги ответил Руперт. — Как-нибудь я ее уломаю. Беда в том, что я никогда всерьез не делился с нею своими замыслами.
Я сказал, что ему, конечно, необходимо поговорить с Джо, и со вздохом добавил, что я ему не завидую. В эту минуту я думал о той Джо, которой Руперт еще не знал и которая все эти дни жила в непрестанном нервном напряжении, — ее честной, прямой натуре было не под силу таиться и лгать. Я не сомневался, что рано или поздно, в минуту досады или просто не удержавшись, она расскажет ему все за столом или во время прогулки. Что тогда?
— Я убежден, что для Джо самое главное не потеря денег, а то, на что вы собираетесь их тратить, — предостерег я Руперта.
— Знаю.
— Боюсь, что она вас бросит.
Но он, видимо, обдумал и эту возможность.
— Вряд ли, — сказал он.
— По-моему, она никогда не простит вам, если вы примкнете к какому-то политическому движению, — осторожно заметил я. — А ведь похоже, что вы хотите к чему-то примкнуть.
Я думал, что он станет это отрицать, но он, видимо, не нашел в моем вопросе ничего странного.
— Верно, — кивнул он в ответ.
— И вообще, зачем забирать свои деньги из фирмы, — продолжал я, стараясь как можно тактичнее найти какой-то компромисс для него и для Джо. — Почему бы вам не оставить капитал фирме, а доходы тратить по своему усмотрению?
— На то есть свои причины, — покачал головой Руперт. — Во-первых, я хочу освободиться от фирмы Ройсов, чтобы мне ничто не мешало. Но это не все. В нашем уставе сказано, что председатель
— Значит, вам надо немедленно что-то предпринять?
— Я повидаюсь с Фредди завтра же, как только он вернется…
— Но и Фредди может заартачиться. История с пятью миллионами и его вряд ли очень обрадует.
— Конечно. Однако не беспокойтесь: Фредди захочет получить акции.
— А вы уверены, что поступаете правильно? — спросил я.
— Совершенно уверен, — твердо ответил он. — Я уже не могу смотреть на мир прежними глазами. Многое мне самому еще неясно, — признался Руперт. — Но я знаю одно: нельзя больше жить по-старому. Да вы и сами это понимаете. — Он лежал на траве, опираясь на локоть, но теперь приподнялся и раскинул руки, словно желая обнять синее небо и зеленую землю, все великолепие этой летней природы, излучавшей какую-то тихую радость. — Нельзя. Хоть и кажется, что вокруг нас все так прекрасно, — сказал он со вздохом и снова лег навзничь.
— Зачем же требовать перемен? Почему не оставить все, как есть?
— Потому что в нашей жизни не хватает главного, — ответил он. — И чем дольше это тянется, тем становится очевиднее. Я не хочу, чтобы мои дети росли в мире, который убивает в них все, кроме стяжательства и звериного чувства самосохранения. Должна быть какая-то другая, лучшая жизнь, Джек, и для начала надо хотя бы это признать.
— Вы по уши завязнете в политике.
— Вероятно.
— А ведь вы терпеть не можете политической кухни.
— Придется привыкать. Не вижу ничего другого, чем стоило бы заняться. Все остальное — пустая трата времени.
В той неразберихе, которая потом началась, все обращались ко мне, будто я один мог объяснить поведение Руперта или оказать на него какое-то влияние. А между тем я не знал, на чьей стороне я сам: мне еще были неясны мои собственные симпатии и антипатии. Позиция моя была особенно сложной потому, что я хорошо понимал обе стороны.
Когда я встретился с Фредди, он все еще кипел от возмущения из-за пяти миллионов. Руперт подарил деньги китайцам окончательно и бесповоротно, но Фредди срочно послал из Гонконга в Пекин Эндрью Ротбарта, чтобы хоть как-то спасти положение. Злость Фредди усугублялась тем, что проект слияния с «ЮСО» и «Фарбверке» проваливался: Фредди не удалось пересилить влияние Бендиго и Рандольфа на министерство финансов и кабинет министров. Правительство не давало согласия. Фредди был совершенно вымотан, да к тому же в последние недели он пил запоем. Поступок Руперта был одним из тех coups de vent [24] , которые его почти доконали.
24
Порывов ветра (франц.).