Сын
Шрифт:
Ольга (вслед). Пустобрех... И все норовит за твой счет выпить.
Платов. Не все же одним да одним сидеть.
Ольга. От кого письмо?
Платов. От сына.
Ольга. С чего это вдруг вспомнили? Четыре года молчали.
Платов. Не знаю. Встретиться хочет.
Ольга. Встретиться? С тобой?
Платов. Со мной, вот... (Протягивает письмо.) Прочти. Решить надо.
Ольга (медленно
Платов (растерянно). Не знаю, Ольга. Не знаю.
Ольга. Когда ты ей писал — не ответила, а теперь сына заставила писать. А хочется тебе его увидеть?
Платов. Раньше не думал... Сын ведь. Надо бы. Да и он настаивает.
Ольга. Или, может, она на тебя хочет глянуть.
Платов. Да что ты, зачем я ей нужен? В лагерь приезжала — испугалась.
Ольга. А ты любил ее?
Платов. Зачем старое вспоминать. Любил бы — не оставил бы с сыном.
Ольга. Она тебя из памяти не выпускала, если приезжала в лагерь на тебя посмотреть. И так ведь может быть — она сына попросила вызвать тебя сейчас?
Платов. Да на что я ей нужен в таком положении?!
Ольга. А что у тебя за положение? Выправился... Работаешь... От одиночества женщины и не на такие поступки способны.
Платов. Ну, если не хочешь, так я и не поеду. Так ведь он сам сюда прилетит. Эх, Оля, Оля! Да что же ты за человек такой! Ну, поеду к сыну, повидаю, что там ему надо — выслушаю. И обратно к тебе, сюда. Ты же сама не знаешь, что ты за человек! Оля! Ни минуты не сомневайся...
Ольга. О Наташе думай. Сын без отца обошелся, дочери отец нужен. И мне ты нужен. Я все знала, когда свою жизнь с тобой связывала.
Платов. Ты думаешь, я не ценю это, не благодарен тебе?
Ольга (почти гневно). Благодарен?! Я с тобой не за благодарность живу. Не за благодарность! (Положив письмо на скамью, уходит.)
Платов. Оля! Оля! (Молча наливает водку, выпивает, достает очки, берет письмо, идет на авансцену.)
Закрывается занавес, на котором высвечены целинные борозды. Доносится мелодия песни «Развевайся, чубчик кучерявый».
Платов (читает письмо). «Михаил Николаевич! Только недавно я узнал, что на свете существует человек, который когда-то назывался моим отцом. Как мне говорила моя мама, таким человеком были вы. Она мне рассказала о вас, но, мне кажется, рассказала не все...».
Кабинет начальника треста Головоногова. За столом сидит Головоногов, рядом, с бумагами, стоит его секретарь Мария Сорокина.
Головоногов (в телефонную трубку). Я это сделать не могу... Вы должны понять — кадры это серьезное дело. Поездка в Кению — не туристическая поездка. Мы должны ориентироваться только на лучшие кадры... И они у нас есть... Правильно, доверие к человеку. Внимание к личности. Оставьте это мне. Я, если хотите, вырос на беспокойстве, вырос, с беспокойством и помру... Я не могу прислать к вам завтра нового человека. Не могу! Это несерьезно... (Повесив трубку.) Что у вас, Маша?
Сорокина. Бумаги из главка.
Головоногов. Давайте.
Сорокина. Обед привезли.
Головоногов. А Померанцев пришел?
Сорокина. Пришел.
Головоногов. Давайте Померанцева. Обед потом.
Сорокина. Николай Петрович, остынет.
Головоногов. Давайте Померанцева.
Сорокина. Пожалуйста. (Выходит.)
Входит Померанцев.
Померанцев. Добрый день.
Головоногов. Добрый день. Извините. (Продолжает подписывать бумаги.)
Померанцев молча стоит.
(Оторвавшись от бумаг.) Как вы себя чувствуете?
Померанцев. Вполне прилично.
Головоногов. О, вы в бодром настроении, несмотря на жару? Да вы садитесь.
Померанцев. Спасибо. Я легко переношу жару.
Головоногов. Вы самой природой предназначены к работе в тропических странах. А я, знаете, двадцать пять, двадцать шесть градусов — поджимает. (Легко похлопывает себя по сердцу.) Ну, как же мы с вами будем? Надумали?
Померанцев. Не могу.
Головоногов. Вот так так. Почему? Это большая честь...
Померанцев. Я не могу оставить маму.