Сыновья Большой Медведицы. Книга 1
Шрифт:
Неужели и об этой потере знал жрец? Почему же он ничего не сказал? И снова в душе Харки возникли сомнения.
Когда наступил вечер, Харка и Четан поднялись на пригорок, где на высоких шестах были подвешены завернутые в шкуры останки Солнечного Дождя.
Четан уже знал, что ему предстоит поселиться в типи брата Матотаупы, у которого не было сыновей, а были только две маленькие дочери. Юноша молча сидел, сжав голову руками, и Харка уже много часов подряд был с ним. Солнце давно скрылось. Дул легкий ветер. У подножия высотки журчала вода. Стих вечерний вой волков: хищники получили сегодня сытный ужин. Из осиротевшей типи Солнечного Дождя доносилась прощальная песнь. Но вот Четан словно очнулся от своих раздумий и пододвинулся к Харке.
— Я хочу спросить, — тихо обратился он к мальчику.
— Говори, мой старший брат.
— Ты слышал от разведчиков, что они нашли бизонов. Но бизоны не спокойно паслись, а уже были напуганы и бежали на север? Не так ли?
— Хау. Так говорил Матотаупа и все воины.
— Как можно заставить огромное стадо бежать?
— Большая стая волков… пожар прерий… охотники…
— Видели наши воины пожар в прерии?
— Нет.
— Видели большую стаю волков?
— Нет.
— Видели охотников?
— Нет.
— Но почему же тогда огромное стадо бежало?
— Я не знаю.
— Знает ли это кто-нибудь из воинов?
— Я не уверен…
— А что думаешь ты?
Харка молчал.
— Почему ты не отвечаешь?
— Ты тоже не всегда отвечаешь мне, Четан.
— Да… Это верно. Значит, ты не хочешь говорить?
— Почему, Четан, ты сам не скажешь прямо, о чем думаешь?
— Потому что я думаю и… и мне становится страшно…
— Что же это такое, о чем Четан, сын Солнечного Дождя, боится говорить? Что заставляет его язык молчать?
— Вакантанка.
— Так… Вакантанка… Великий и Таинственный…
— Да, это так.
— И мы будем оба молчать?
— Харка! Мы думаем оба одно и то же. Я чувствую это. И поэтому давай говорить. Вдвоем не так страшно.
— Да, вместе не так страшно.
— Харка, может быть, это чудовище белых людей… может быть, оно погнало бизонов к нам?..
— Возможно… должно быть так…
— Вот поэтому-то наши воины и не смогли понять, куда бегут бизоны, и бизоны пронеслись совсем рядом с типи.
— Да, совсем рядом.
— Они убили Солнечного Дождя, моего отца. Я думаю, что он хотел отвести бизонов от нашего стойбища.
— Этого не мог сделать один человек. Испуганных бизонов не повернуть и многим охотникам. В страхе бизоны слепы, глухи, безумны.
— Я знаю.
— Но как могло чудовище белых послать нам бизонов? Или оно послушалось заклинаний краснокожего жреца? И чего же хотело чудовище — дать нам пищу или уничтожить нас?
— Я не знаю, — сказал Четан.
— Ты тоже не можешь ответить на эти вопросы.
— Да, я не могу. И это правда.
Мальчики умолкли. Но всю ночь Харка просидел с Четаном у тела Солнечного Дождя и только утром отправился в свою типи, завернулся в одеяло и заснул. Проснувшись через несколько часов, он разрисовал свое лицо, и эта раскраска означала, что он не хочет ни с кем разговаривать и его не надо ни о чем спрашивать. Харка поднялся на высотку к Солнечному Дождю и долго смотрел вдаль.
Великое чудо, что же ты такое на самом деле? Кто тебя послал нам?
ВОЗВРАЩЕНИЕ ХАВАНДШИТЫ
Песок и пыль, поднятые во время охоты на бизонов, давно улеглись, поломанный кустарник зазеленел, на лугу пробивалась новая трава. Жизнь продолжалась.
В типи у Лошадиного ручья забот хватало с утра до вечера. Женщины и девушки разделывали бизонье мясо, разрезали его на куски, завертывали в кожу и закапывали в землю, чтобы оно лучше сохранилось. Из мяса они нарезали также длинные тонкие пласты, которые развешивали для просушки на веревках из бизоньих кишок. Шкуры очищали от остатков мяса и подготавливали к выделке. Старики и мальчики изготавливали из костей наконечники для стрел и копий, а из рогов — ложки. Воины делали из бизоньих жил новые тетивы для своих луков.
Разведчики по-прежнему вели наблюдение, но, выполняя волю жреца, избегая нарушить его уединение, не ездили в том направлении, где остался Хавандшита. Им удалось узнать, что военный лагерь пауни снялся и отдельные группы их разъехались по своим поселкам.
По вечерам от типи доносился приятный запах жареных бизоньих окороков. Все теперь наедались досыта и не выглядели такими тощими.
Когда основная работа по разделке охотничьей добычи кончилась, дети целые дни играли, охотились за мелкими животными, упражнялись в стрельбе из лука, в бросании палицы и ножей, скакали на мустангах. И это приносило им радости побед и горечь поражений. Вечерами они сидели в типи со своими отцами, старшими братьями и слушали охотничьи и военные истории, которые были и интересны и поучительны. Они слышали и древнейшее сказание о прародительнице рода Медведицы — Большой Медведице, сын которой стал человеком. А как-то вечером, когда погас очаг, Унчида сказала детям, что Большая Медведица еще жива и что она для воинов рода Медведицы — священна. И ее нельзя убивать.
Харка и Молодые Собаки по вечерам подвергали суровому испытанию свое самообладание и мужество. Они садились вокруг очага в типи Матотаупы и клали себе на руки небольшие раскаленные угольки, показывая, что способны переносить равнодушно боль, и Харка выдерживал дольше других.
— Шонка так не может, — сказал однажды кто-то из мальчиков.
Опять это имя — Шонка! Харка только чуть-чуть скривил губы и на этот раз дал угольку особенно глубоко прожечь кожу.
В один из солнечный дней Матотаупа нашел обоих своих сыновей у коней. За день до этого Харка в состязании на мустангах пришел вторым на своем любимом Пегом. И не потому, что он плохо управлял конем, просто другой конь оказался лучше — конь одного из Молодых Собак — сына Четанки, известного воина. Пегий Харки шел спокойно, ровно и быстро, и все же не быстрее, чем конь победителя. Харка ласкал коня, хлопал его по шее, но на лбу у мальчика залегли складки.
Матотаупа некоторое время наблюдал за детьми, потом подошел к ним.
— Харбстена, — сказал он младшему, — тебе нужен конь. Какого бы коня ты выбрал себе из нашего табуна?
Харбстена заулыбался и посмотрел на отца. Он привык, что отец всегда прежде всего обращается к Харке и даже советуется с ним. Ведь Харка был самым хладнокровным и самым смышленым мальчиком в поселке. Харбстена же привык держаться в стороне, поэтому обращение к нему отца удивило его, и он даже не сразу решил, что ответить.