Сыновья человека с каменным сердцем
Шрифт:
Но вот в зале появилось новое лицо: это пришел личный секретарь полицей-директора. Сама одежда его свидетельствовала о том, что дела в городе идут неважно Вместо парадного платья на нем болталась драная блуза, какую обычно носят рабочие, лицо его было белее мела.
Узнав его даже в такой необычной одежде, гости со всех сторон обступили пришедшего.
– Ну, что? Разогнали их? – торопливо спросил толстый советник медицины.
– Никак не справятся – ответил дрожащим голосом чиновник. – Я к вам – прямо из главной канцелярии полицейского управления. Простолюдины ворвались в здание сбросили с фронтона статую Минервы, сломали решетки на окнах, раскидали архивы цензуры. Я спасся только благодаря вот этой блузе.
– И дома грабят? – донесся из угла вопль толстого медика, которого терзала мысль об оставленных дома деньгах.
– Бог ты мой! Но почему не пошлют против них побольше солдат? – еле слышно пролепетал какой-то сиятельный обладатель баса.
– Солдат там много, – ответил полицейский секретарь, – но император не хочет кровопролития. Ему жаль людей.
– Ах ты господи! Да зачем же спрашивать об этом у императора? Раз уж у него такое доброе сердце, поручите все солдатам!
– А вы бы сами попробовали! – огрызнулся секретарь. – Солдаты стреляют так, что ни одна пуля не попадает в цель. Я видел своими глазами, как на площади Михаила артиллеристы бросали в грязь горящие запальники, чтобы только не стрелять в народ.
– О господи! Что ж с нами будет?
– Для того, господа, я и спешил сюда, чтобы осведомить вас о том, что происходит. Мне стало ясно, что озлобленный народ намерен свести счеты с некоторыми аристократическими домами; признаюсь, я далее за все сокровища Ротшильда не соглашусь провести в таком доме эту ночь!
– Вы полагаете, что наш дом тоже принадлежит к их числу? – спросила баронесса Планкенхорст.
Секретарь лишь неопределенно пожал плечами.
– Прошу прощения, я спешу по делам.
И он удалился.
Это послужило примером для остальных гостей.
Интендант настойчиво интересовался, нельзя ли раздобыть в этом доме штатское платье. Но, кроме лакейской ливреи, ему ничего не могли предложить. Между тем каждый понимал, что ливрея дома Планкенхорст вряд ли послужила бы надежным паспортом для прогулки в тот день.
Вскоре прибыл новый гость. Вернее, не прибыл, а ввалился. В нем с трудом можно было узнать некогда изысканного, с талейрановскими манерами референта государственного канцлера. Куда девалась его обычная невозмутимая осанка! Шляпа на нем была измята и сидела блином, одна пола шинели – разорвана, на спине – явные следы грязных ладоней, нос и лицо – в кровоподтеках: все это свидетельствовало о грозных передрягах, в которых он побывал по дороге. Он тяжело отдувался.
– Что с вами? – спросила его хозяйка дома с сочувствием в голосе.
Государственный муж с талейрановскими манерами еще не окончательно потерял чувство юмора.
– О, пустяки! Меня легонько помяли. Кто-то из толпы, увидев меня, закричал: «Это шпион!» В ту же минуту моя шляпа превратилась в лепешку. К счастью, какие-то студенты освободили меня, и я спасся через проходной двор.
– Скажите, пожалуйста, еще не начали грабить? – снова поинтересовался советник медицины.
– Какое там «грабить»! Скорее, наоборот, – раздают. А вы бы сами попробовали выйти на улицу. Дорогая баронесса, прошу вас, дайте мне английский пластырь, я хоть заклею ссадину на носу. И вообще пластырь сейчас очень кстати: по крайней мере не так легко узнают на улице.
– Как? Вы опять собираетесь выходить? – удивилась госпожа Антуанетта, провожая незадачливого деятеля в свой будуар, чтобы прилепить пластырь к пострадавшему носу.
– Я должен торопиться! – доверительно прошептал ей, привстав на цыпочки, низкорослый чиновник. – Мне еще надо подготовить экипаж и подставы для его высокопревосходительства господина канцлера.
– Неужели дело зашло так далеко?
– Все возможно!
– Вы также уедете с ним?
– Разумеется, не оставаться же мне здесь. И вам советую… пока не поздно… подобру-поздорову.
– Посмотрим, – спокойно ответила госпожа Антуанетта, благосклонно отпуская низенького человечка с черным пластырем на носу, спешившего по делам службы.
Господин военный интендант попытался было его удержать:
– Не выходите, вас убьют!
– Выкручусь. Буду громко кричать: «Долой Меттерниха! Да здравствует «Аула!». [43]
Между тем шум на улице все усиливался, в комнатах дворца становилось все темнее; интендант умолял ради всех святых не зажигать свечей: пусть толпа думает, что во дворце никого нет.
43
Организация венской студенческой молодежи, принимавшей участие в революции.
На самом же деле здесь собрался пышный букет великосветской флоры. Дом Планкенхорст стал штабом побитого войска.
Что делать? Этот вопрос обсуждался в полумраке дворца.
Бежать или оставаться? Были робкие, стоявшие за бегство, и еще более трусливые, не решавшиеся даже на это. Ведь на улицах бушевало море! Народное море!
Неожиданно в зале появился новый гость.
Несмотря на вечерние сумерки, все сразу узнали этого человека. Квадратное лицо, надменная неподвижная голова могли принадлежать только Ридегвари.
Его приход несколько ободрил перепуганное общество и придал многим какую-то надежду. Этот хладнокровный человек импонировал всем, у кого были робкие сердца.
– Какие новости, мой друг? – поспешила ему навстречу хозяйка дома.
– Новостей достаточно, – сухо ответил Ридегвари. – Первая и самая достоверная: Меттерних подал в отставку.
– Тсс!
– Через час это будет известно всем. Я прямо от него. Отставка принята, и этот великий человек в данный момент ломает себе голову лишь над тем, в какое платье переодеться, в каком экипаже и по какой дороге бежать за границу.
– В чужом платье! – повторял высокий интендант; его губы долго еще продолжали беззвучно шевелиться.
Возможно, он думал про себя, какое счастье иметь теперь самый захудалый сюртук.
– Еще не грабят? – вздохнул в своем углу богатый советник медицины.
– Нет. Но вооружаются. Они захватили арсенал.
– Не могли даже арсенал защитить! – пробурчал толстяк.
– Сдан по приказу императора.
– Уму непостижимо!
– У меня в кармане указ, в котором объявляется, что для поддержания порядка в столице студенты и горожане должны получить оружие из городского арсенала.