Сыны мести
Шрифт:
Я растерянно пожал плечами.
— Мне мало известно об их вере. Гутлог запрещала о ней говорить. Бог эглинов един, и он мёртв, но умеет воскресать. Глупая вера.
— Я начинаю в тебе разочаровываться, — вновь рассердился начертатель. — Думай не как Хинрик–мальчишка, но как Химмелинг. Как потомок правителей! Вспомни, что рассказывали скальды об Эглинойре!
— Один бог для всех, — начал я и замялся. — Удобно, чтобы объединить разные народы. У нас свои боги, у юхри — другие, шоры верят в своих, хоть они и похожи на наших… И ещё на Эглинойре нет ярлов и конунгов. Там короли. Которых вроде бы посвящают их
Ормар вновь улыбнулся.
— И, юноша?
Я замер, поражённый мыслью.
— Гутфриту нужна эта новая вера, чтобы властвовать над всем Севером. Одна вера, один язык, одни обряды… А для этого нужно уничтожить память о старых богах. И он уже начал делать это на Свартстунне. Гутлог наверняка поняла это и попыталась ему помешать. А Сванхильд… Она же Химмелинг, потомок богов. Она нужна, чтобы связать одно и другое. — Я замер, прислушиваясь к ощущениям. Сердце колотилось как бешеное. — Очень похоже на рассказы об эглинских королях, которых выбирает их единый бог. И потому их королям все подчиняются — они же избранники…
— Ну наконец–то, — выдохнул Ормар. — Почему ты так редко пользуешься тем, что спрятано у тебя в черепе?
От волнения я едва не сполз с насеста. Всё моё тело била крупная дрожь. Неужели я не ошибся и додумался до истины? Тогда опасность угрожает не только Нейдланду. С него Гутфрит только начнёт. А затем настанет черёд свергов, йомов, юхран и даже шоров… Но стоит ли такая власть забытых традиций и силы, что несёт в себе наша земля?
— Ты поэтому ушёл от него? — догадался я. — Когда понял, куда стал смотреть Гутфрит?
— Не только поэтому, Хинрик. Были и другие разногласия. Но это важнее всего. Я начертатель — хранитель знаний о наших богах, носитель их мудрости. И я не мог находиться рядом с человеком, который предал всё это ради власти. Боги испытывают каждого из нас, и Гутфриту, как конунгу, было дано одно из самых суровых испытаний. Чем выше поднимаешься, тем сильнее искушение.
— И Гутфрит с ним не справился, — заключил я.
— Да. Отступился от богов. Забыл о них ради житейских благ. И потому они послали тебя, Хинрик. Эйстрида не понимала, что творила, когда сделала тебя сыном мести. Но боги распорядились её жертвой по своему усмотрению. Ты не просто сын мести, ты защитник древних традиций. И мне безмерно жаль, что такое бремя пало на слишком юного человека. Гутлог дала тебе всё, что могла, но этого мало.
— Что я должен делать? Как мне научиться? Что нужно знать?
— Умерь пыл и сперва постигни третий ряд, — ответил колдун. — Я разрешаю тебе остаться здесь и жить в Бьерскогге. Будешь у меня столоваться и ночевать. Но времени у нас с тобой немного.
— Нам что–то грозит?
— Не нам. Мне. — Ормар провёл сморщенными ладонями по лицу и шее. — Видишь, что со мной стало?
— Да. Почему?
— Мой срок давно подходил к концу, но жизнь в Бьерскогге с духами продлевала мне жизнь. Чтобы найти тебя, мне пришлось покинуть источник моих сил. Я разорвал связь с духами и теперь медленно умираю.
Я растерянно кивнул. Значит, поэтому Ормар сразу же приступил к моему обучению. Не давал продыха, гонял и давал испытания, что едва были мне по силам. Он торопился. Начертатель боялся не успеть. А я… Покинул его и отнял драгоценное время.
— Прости меня, Ормар, — тихо сказал я. — Знай я об этом,
— Нет, это было необходимо. Ты ушёл, потому что Гродда так пожелала. Ты ведь теперь ещё и её должник. Но богиня оказала тебе милость: за эту короткую отлучку ты многое понял. Принеси ей жертву и от души поблагодари. Боги редко делятся мудростью так охотно.
Какая ж это была мудрость? Страх, пепел и смерть. Ещё и Айна пошла на риск. Но если взглянуть на это с высоты богов… Я бы на их месте тоже не стал осторожничать. Если они и правда питали на меня надежды и наделили силой, то направляли так, чтобы до меня дошёл смысл с первого раза. А ум, увы, чаще всего даётся в обмен на потери.
— Я вознесу ей хвалу, не беспокойся, — отозвался я. — Как мне доучить третий ряд?
Ормар отодвинулся от костра и принялся чертить на вытоптанной земле руны.
— Знак Грод ты выучил после обряда прощания с Вермаром. Руну Гульг познал в бою, проявив высокую доблесть. Бран я велел начертать тебе после кражи коня. После попытки исцелить мальчишку можешь вырезать руну Хев — символ наказания, ибо ты увидел, как боги карают обманщиков. — Он процарапал на земле знак в виде обращённой вниз стрелы. — Так она выглядит, и такой ты вырежешь её на ясеневой плашке и окрасишь своей кровью. Осталось четыре руны.
— Ог, Ил, Санг и Нит, — произнёс я.
— Верно. Три из них ты освоишь здесь, в Бьерскогге. Но последнюю получишь сам.
— Какую?
— Нит. Руна холода, льдов, зимы и проклятий. Руна оков и цепей, неотвратимости и неумолимости.
— Руна ледяных великанов, — шепнул я.
— Верно. От неё произошло название нитсшестов. И когда ты сотворишь своей первый нитсшест, тогда и вырежешь эту руну для своего мешка. Но это произойдёт не здесь, ты сам решишь, где и когда. В Бьерскогге нет места такому тёмному колдовству, и тревожить духов мы не будем.
Я немного замялся, сомневаясь, что справлюсь. Впрочем, время текло быстро, а Ормар обладал невероятной способностью ускорять события в моей жизни. Мне даже подумалось, что не случайно. Вероятно, он и правда слишком торопился. Потому как руны я исправно резал и чертил, но не успевал проживать их как следовало. На Свартстунне жрицы вырезали и окрашивали каждую руну, а затем ходили с ней полный лунный цикл — так они постигали мудрость каждого знака. Но то было женское колдовство. Мой путь пролегал сквозь риск и спешку.
— Три испытания ты пройдёшь в этом лесу, и каждое будет разным, — пообещал начертатель. — Ни один колдун не будет считаться таковым, если не сможет использовать мудрость волшебных народов. Руна Ог — для гнавов — искусных жителей земельных недр. Руга Ил — для ильвов, хранителей мудрости и знаний. И, наконец, Санг — для общения с духами. Лишь познавший руну Санг может воззвать к духам–защитникам и получить своего фетча.
Я кивнул. Фетчами у нас называли духов, которые соглашались охранять людей. Чаще всего они принимали облик животных. Один фетч мог оберегать лишь одного человека, между их душами устанавливалась особая связь. После смерти человека фетч получал свободу и мог вернуться в родное место. Но фетчи считались своенравными. Не всегда можно было угадать, кто откликнется на зов. А разорвать нежеланную связь было той ещё задачкой для колдуна, поэтому многие предпочитали не рисковать.