Сыны Семаргла
Шрифт:
— Риолий, — обратился Святозар к мальчику и опустился на лавку, подле дома деда, где до этого сидели воины, да посмотрел на свои ноги. — Знаешь пора нам с тобой приодеться и обуться. А то, представляю себе, чтобы сказал мой отец, правитель Восурии, увидев, как его драгоценный сын и наследник, принимает доклады от ярыжек и паярыжек не обутый. И что ж, получается, я наследник — босой, ты правитель— босой. Выходит мы с тобой какие-то босоногие правители.
Нет, это надо срочно исправить, чтобы не позорить моего отца и мою землю. Наследник еще какое-то время глазел на свои пальцы на ногах, ласково поглаживающие поверхность земли и пожухлые травы, посем протянул руку к лавке, пропел-прошептал повеленье, и сейчас же на ней появились аккуратно сложенные лазурные штаны, онучи и чоботы, белая рубаха и опашень, да кожаный, белый пояс.
— Ох, — восторженно выдохнули Риолий, Оскидий и пятеро воинов. А Святозар тут же поднялся с лавки и неторопливо переоделся, обулся и подвязался ремнем, и довольным взглядом обозрев себя, вмале создал вещи для Риолия, золотистого
— Я всегда любил золотистый цвет, не цвет золота, а цвет огня, пламени.
— Так и должно быть, — улыбнувшись, ответил наследник. — Ведь ты, сам, как лепесток пламени Аило…ой! вернее Риолий. Так, что давай переодевайся, а вы, — и Святозар глянул на Оскидия, Лесинтия и Винирия. — Пройдитесь по деревне и соберите людей, я с ними поговорю.
Глава шестая
Уже пять дней жил Святозар, Риолий, Оскидий и пятеро воинов в деревне. И все эти дни, наследник разговаривал с деревенскими людьми стараясь пробудить в них хоть, что-то светлое и доброе, пытаясь объяснить им лживость веры в Есуания, и чистоту истинной веры в Сварога и его сыновей. Но Риолий, оказался прав, эти люди или просто боялись слушать Святозара, или стояли, плотно сбившись в одну толпу, опустив глаза в землю, боясь уйти, только, потому что рядом находились вооруженные воины. На наследника временами накатывал такой гнев, когда он смотрел в эти безжизненные глаза, или видел кривые усмешки, а иногда и тихие, точно шипение дасуней злобные оскорбления. Наконец, к пятому дню, когда людей вновь собрали возле дома деда, и наследник услышал какое-то оскорбительное слово по отношению к Семарглу, он не выдержал и наложил на людей такое мощное познание истинной веры, что все кто стоял и молчал или криво улыбался, в раз опустили руки по швам, широко открыли рты и глаза да словно подрубленные деревья, повалились на землю. Святозар, с болью в сердце, смотрел на эти выпученные вперед блеклые очи, на худые, изможденные ужасной, разрушающей душу жизнью, лица, и думал о своей земле, о своем народе… О народе, который не надо вот так рубить и кидать в пыль и грязь, который умеет любить, верить, умеет хранить традиции, умеет трудиться и содержать в чистоте, порядке дома, избы, дворы и скотину, который умеет жить и рожать детей. Святозар вспоминал деревни и города Восурии, в коих за это время успел побывать. И во всех этих деревнях и городах царила жизнь, на улицах и во дворах было полно разновозрастной ребятни, молодежи, взрослых и стариков. Детвора крутилась возле старших братьев и сестер, те в свою очередь около отцов и матерей, перенимая знания и опыт родителей, накопленный за жизнь, а старики, нянчились с младенцами, помогая своим детям в воспитании собственных внуков и правнуков. И из всех дворов слышался смех, говор и радостные крики. В домах, дворах, и, городах, и во всей великой стране Восурии, жили, дышали, любили, в них рождались, и умирали, и нить жизни народа в них не прекращалась ни на миг. Но здесь в этой деревне Святозар видел не просто оборвавшуюся нить жизни… он видел здесь лишь одну смерть.
Наверняка, это видел не один он. Это видели и светлые Боги, и сам Чернобог, Бог зла и тьмы, который тоже не пожелал узрить окончательное и бесповоротное исчезновение целого народа, а значит, как правильно сказал ДажьБог, был намного разумнее всех этих царей, знати, жрецов и ярыжек, так обильно поливающих собственную землю, кровью своих же братьев и сестер. Наследник осторожно прошелся среди безмолвно лежащих людей и насчитал среди них всего лишь пятерых ребятишек, отроков от семи до двенадцати лет, трех девочек и двух мальчиков, с худыми, изможденными от недоедания лицами, в каких-то страшных лохмотьях.
Детишки лежали рядом со взрослыми каковых в деревне было не меньше тридцати человек, и выглядели такими несчастными, обделенными судьбой, грязными, что Святозару не просто стало жалко этих детей… ему стало обидно за них, за их испорченное, голодное детство, полное крови, боли и страданий, а потом внезапно стало горько за себя.
Неужели, чтобы спасти родителей этих детей от полного физического и духовного вымирания, он Святозар, должен быть подобен Сатэге, должен совершать над всеми ними насилие, передавая им любовь и веру своей души, пропустив через них свои знания. Он тяжело вздохнул, еще какое-то мгновение постоял над людьми, а после описав рукой полукруг повелел им очнуться. Люди тяжело пошевелили руками, ногами, и начали подниматься, да тревожно оглядываться так, будто видели впервые эту пожухлую траву, покрытую пылью землю, убогие жилища, неухоженную скотину и пятерых немощных и худых отроков. Из глаз их потекли слезы, послышались рыдания и причитания женщин и мужчин, не вынесших познание истины, многие старики попадали на землю и принялись ее целовать, тыкаясь в пыльную поверхность лицами, и тяжело вздрагивая, а другие начали колотить себя руками по голове или вырывать волосы. Лишь пятеро отроков стояли смирно, опустив вдоль своего худого тела тонкие ручки, и негромко хлюпали носами, безмолвно наблюдая за рыданиями родителей. Впервые Святозар не спешил прекратить стенания людей, ему почему-то очень хотелось, чтобы старики и не только старики, а и те кто помоложе, до конца прочувствовали свое падение, свое вымирание, и может быть успели его остановить. Немного погодя, когда по лицу некоторых, наверно, особо злобных людей, потекла кровь, Святозар громко и повелительно сказал:
— Прекратите, стенания. Поднимитесь с земли, и идите в свои жилища, да в конце концов отмойте их, уберитесь во дворах, почистите скотину, и любите, любите этих пятерых отроков, последнее, что останется на этой земле, после вашей никчемной и бесплодной жизни. Люди услышали повеления Святозара и тотчас прекратили рыдать. Они принялись вытирать свои грязные, мокрые лица и подниматься, а наследник вгляделся в их глаза, и ему почему-то показалось, что несмотря на познания истины, в них не блеснуло никакой искорки жизни, точно все эти люди, давно уже умерли. Святозар обернулся назад, и посмотрел в обжигающие голубые глаза Риолия, полные жизни и борьбы, перевел взгляд и заглянул в очи Оскидия и воинов, и увидел в их глазах искру жизни, искру борьбы. Может потому, горели глаза бывшего ярыжки и воинов, подумал Святозар, оно как они все же пытались выжить в этой затхлой, вымирающей стране… и пусть творили зло, пусть лебезили и лицемерили, но их черно-пятнистые души, их злобные тела делали все, чтобы продлить собственную жизнь в Яви. А люди деревни уже были мертвы… Мертвы телесно и духовно…Они погибли давно, возможно сразу после рождения, перестав бороться за собственную жизнь, махнув рукой на творящееся кругом запустение. Им было безразлично живы они или мертвы… Ходят они или сидят…
Убивают их или на них плюют… Их души уже давно шли вереницей неся в ладонях воду из жидко-стоячего озера боли и страданий, ничего не желая видеть кругом и даже не ощущая на своих спинах холодные удары кнутов демонов и дасуней кружащих обок них. Святозар еще раз взглянул в глаза Риолия, и ему стало жалко правителя и кудесника Аилоунена, которому вскоре предстоит узнать всю правду о себе и о своем народе, а засим долгие, долгие годы стараться исправить и возродить то, что натворили и уничтожили его бездушные потомки. Риолий увидел пристальный взгляд наследника, улыбнулся ему, и, кивнув, негромко заметил:
— Знаешь, Святозар, а ведь деда здесь не было. Я смотрю, он и вовсе сюда не приходит.
— Да, Риолий, я это тоже увидел, — откликнулся наследник. — Твой дед, хитрый, трусливый и очень глупый, он пришел послушать меня лишь раз, а после все время прятался. Глупец, одно слово, если бы он знал про тебя то, что знаю я… Он бы первый лежал в этой пыли… Но может и хорошо, что он не знает того, что ведаю я, потому душа твоя будет свободна от любви к нему. Святозар какое-то время смотрел на мальчика, а когда поднявшиеся позади него люди разошлись, пошел вместе с Риолием во двор к деду, где прямо на безжизненном участке земли он, еще пять дней назад, создал три шатра. Один для себя и Риолия, второй для воинов: Винирия, Фонития, Эмилиния и Пампивия, и третий для Оскидия и Лесинтия, которых Риолий избрал, как старших среди знати и воинов, назначив Лесинтия первым воином в своем малочисленном воинстве. Наследник и Риолий вошли в свой шатер. Святозар неспешно подойдя к столу, отодвинул табурет и сев на него, устало положил руки на стол, мальчик последовал его примеру и расположился напротив. Святозар посмотрел на свои руки и тяжело вздохнув, подумал о том, что давно уже пора открыть магические способности в теле Риолия и снять забвение с его души, что надо прекратить откладывать то, ради чего и прислали его сюда Боги, ради чего он прошел Пекло, и надо перестать, в конце концов, бояться того потрясения какое испытает душа Аилоунена очнувшись и оглядевшись кругом. Наследник поднял руку и принялся пальцами тереть свой шрам на левой щеке.
— Ох, Святозар, — наморщив нос, откликнулся отрок. — Ну, чего ты, все время трешь свой шрам? Он и так такой страшный, выпученный, так уродует твое лицо, а когда ты его трогаешь, он еще краснее становится, и точно полыхает изнутри серебристыми искорками. И, я, все хочу узнать, где ты его раздобыл, и кто такой злобный и жестокий, кто так мог тебя бить и оставить на твоем теле такие страшные шрамы.
— Это сейчас не важно, кто меня бил и за что, — ответил Святозар и убрал руку от лица. — Сейчас важно другое. Я, Риолий, думаю, пришло время, провести заговор, и открыть в твоем теле магические способности. И наверно, я прочитаю над тобой тот заговор, который подарил мне когда-то мой учитель царь Альм. Я уверен сила этого заговора такая мощная, а чистота, вложенная в эти слова, такая же светлая, как и сам царь альвинов Альм. Риолий услышал слова Святозара и радостно встрепенулся, с надеждой глянул на наследника, но потом как-то сразу сник, опустил глаза и уставился на стол, да легохонько вздрагивающими пальцами левой руки трепетно провел по поверхности гладкой, деревянной столешницы чуть слышно молвив:
— Знаешь, Святозар, я должен быть честен с тобой. Я не достоин, владеть магией, потому что иногда так злюсь.
— Нет, Риолий, ты не злишься, — протягивая руку и поглаживая мальчика по волосам, заметил наследник. — Ты, гневаешься, а гнев иногда бывает праведным и необходимым оружием в битве со злом. А после того, что я про тебя узнал, я не сомневаюсь, уж кто-кто, а ты точно достоин, владеть магией. Поэтому, не будем откладывать то, что я и так долго откладывал, жалея тебя. Пора тебе Аило… ой! вернее Риолий узнать всю горькую правду. Святозар тяжело вздохнул и поднялся из-за стола. Опершись руками о его поверхность, да отодвинув табурет, он на мгновение недвижно застыл, удерживая свой взгляд на голубых очах отрока, а посем твердо решив, что время пришло, направил поступь к выходу из шатра.