Сыны Семаргла
Шрифт:
— Да, что ж, он этот сотвиз, — добавил Лесинтий. — В руках меч никогда-то и не держал. Паярыжка и сотвиз не доехав нескольких саженей до Святозара, придержали лошадей, при этом конь Ивникия недовольно потряс головой, и злобно оскалил свои белые зубы, будто мечтая о том, как бы дотянуться и покусать этого неумелого наездника. Наследник стоял и молча смотрел на Аминия, который не снимая с головы серебряного шлема усыпанного жемчугом, старался сквозь свои оплывшие жиром малюсенькие глазки, разглядеть его. Молчал не только наследник, но и Аминий, и Ивникий, и воины, некоторое мгновение кругом них витала тишина, прерываемая лишь тревожным ржанием коней, да позвякиванием колец уздечки. Однако потом Ивникий, громким и наполненным злобой голосом выкрикнул, обращаясь к Святозару:
— Ты, оборванный пес, стоящий в грязной пыли земли, пади ниц перед самим сотвизом
— Риолий, Риолий, зачем, — повернув голову налево и гневно глянув на мальчика, спросил Святозар. — Зачем ты поджог Ивникия? Глаза мальчика наполнились слезами, а выставленная вперед, устремленная на воинов, левая рука тревожно колыхалась. Он надрывно вздохнул, подавляя в себе рыдания, и дрогнувшим голосом произнес:
— Святозар, это Ивникий убил отца. Он заслужил смерть. Наследник ничего не ответил мальчику, а развернув голову, посмотрел на дымящегося Ивникия и обратился к сотвизу:
— Аминий, я могу излечить этого человека, Ивникия, только… Но жирное лицо сотвиза злобно перекосилось, он тронул своего белого коня и тот, шагнув вперед, остановился, встревожено заржав, а Аминий низким гнусавым голосом, сказал:
— Как ты, собака, ко мне обращаешься, да я, да я… Святозар не стал дожидаться окончание речи сотвиза, и, подняв руку, громко пропел— прошептал: «Воины, воины повелеваю вам, узрите Богов и истинную веру, познайте Правь! — И в тоже мгновение обездвиженные воины посыпались с лошадей, а наследник допел-дошептал, — кони, кони повелеваю вам, стойте неподвижно!» Воины упали на землю и окаменело застыли, а рядом с ними тревожно заржав, также недвижно замерли лошади, не в силах сделать ни одного шага.
Лишь один Аминий, который не был воином и на которого Святозар не направлял познания истины, не свалился с белого жеребца, и теперь с неподдельным ужасом смотрел на неподвижно лежащих своих заступников, которые смотрели куда-то в небесную высь и пускали слюни.
— Лесинтий, Винирий, Фонитий, возьмите в плен Аминия. Эмилиний уведи коня сотвиза и паярыжки, — отдал распоряжения наследник, а сам поспешно направился к дымящемуся Ивникию, в надежде, что тот еще жив и ему можно помочь. Святозар подошел к паярыжке и присел возле него, да прежде, чем начать лечение, осмотрел его. У Ивникия сильно обгорело одеяние, но благодаря тому, что оно было длинное и укрывало руки, ноги и тело, кожа в этих местах почти не пострадала, лишь сильно покраснела, и кое-где покрылась волдырями. Впрочем, лицо и кисти рук Ивникия, не прикрытые одеянием, обгорели весьма сильно, на голове почти, полностью сгорели волосы, а кусок, когда-то, свекольной кафы вроде врос в кожу. Паярыжка еще был жив, но от боли потерял сознание.
Святозар положил правую руку на обгоревший лоб, и принялся петь-шептать, повелевая коже нарасти. Наследник пел-шептал долго, и вскоре на месте волдырей и ран появилась бледно-розовая кожа, правда на лбу и на правой щеке, там, где кожа обгорела до мяса, новая кожа была какой-то бело-розовой и с неприятным полукругом— шрамом внутри.
Святозар не смолкая пел, и вмале от головы Ивникия отвалился кусок кафы и стали расти волосы. Одначе ковыльного цвета волосы выросли лишь там, где обгоревшую кожу не покрывала кафа, а когда на теле паярыжки появились серые штаны, рубаха и сандалии, тот наконец-то распрямился, тяжело вздохнул, застонал и открыл глаза. Ивникий испугано посмотрел на наследника, наверно думая, что вот и все, пришел его паярыжки конец. Но Святозар протянул руки, и, обхватив лицо паярыжки ладонями, заглянул прямо в его маленькие серые глаза, да тихо пропел-прошептал. И, точно пропустив через свой взгляд, вспомнил Пекло, темницу забитую черными душами. Он вспомнил, как Пан поднял ногу и стал копытом бить по этой черноте, стараясь впихать их поплотнее, как звонко лопнув, разбилась чья-та черная душа, освободив место для новой и как извивалась, кричала, плакала и падала на колени черная душа, отправляемая на смерть. Когда Святозар встряхнул головой, отгоняя от себя видение прошлого, то увидел выпученные в диком ужасе глаза Ивникия, перекошенный и широко раскрытый рот, что-то громко кричащий, да отпустил его лицо. Голова паярыжки упала на землю, он не был обездвижен, но увиденное в глазах наследника Пекло потрясло его настолько, что он еще какое-то время продолжал неподвижно лежать и громко кричать. А Святозар кинув на него жалостливый взгляд, поднялся и пошел пробуждать воинов, лежащих на земле и познающих истину. Приблизившись к воинам, он оглядел их лежащие застывшие тела, и, протянув руку, пропел-прошептал: «Воины, воины, познавшие истину и веру в Сварога, повелеваю вам, поднимитесь и следуйте путем Прави!»
Воины, тяжело зашевелились, закрыли рты и глаза да стали подыматься, беспокойно переглядываясь между собой, и, обозревая землю на которой лежали. Невдолге они принялись рыдать, бить себя по голове кулаками и рвать волосы. Святозар же принялся их успокаивать, но так как в этот раз людей подверженных истине было много, ему пришлось их не просто успокаивать, и повелевать им успокоиться, а иногда вновь, над особо злобными, которые нещадно себя колотили, петь-шептать. Однако, некоторое время спустя, наследнику все же удалось угомонить и успокоить всех воинов, а когда они поднялись на ноги, утерли текущие слезы и отряхнулись, он снял наконец-то повеление с лошадей, разрешив тем двигаться. Кони обрадовано заржали, и принялись переступать с ноги на ногу, бойко постукивая копытами по земле.
— Лесинтий! — Оглянувшись, подозвал воина Святозар, а когда тот поспешно подошел, добавил, — теперь ты командуешь этой сотней, не забывай только при этом оставаться человеком. Пусть воины отведут пока лошадей ко двору деда, а ты пошли, кого из воинов, пускай поищут стан на ночь, потому что эту ночь мы проведем здесь. С утра же выступим в Артарию, а нынче мне нужно сделать еще одно важное деяние.
— А, что делать с сотвизом Аминием? — бойким голосом, спросил Лесинтий. Святозар потер лоб, потому что у него внезапно острой болью отозвалась голова, и, развернувшись, уставился на Аминия, который теперь сидел своим толстым задом прямо на пыльной земле, возле ног Винирия и Фонития и испуганно переводил взгляд с одного на другого воина.
— Мне сейчас не до него, я даже не стану тратить на него свои силы, — ответил Святозар, понимая, что ему нужна вся его мощь, чтобы снять забвение с души Риолия. — Отведите его и закройте в доме деда, пусть посидит там и потрясется. Оскидий, — обратился наследник к бывшему ярыжке. — А ты, уведи отсюда Ивникия, — добавил Святозар и посмотрел на паярыжку, каковой уже перестал кричать, но продолжал лежать на земле и горько плакать. — Он пережил сейчас не только познание истины, но и еще, что-то другое. Может тебе стоит с ним поговорить.
— Хорошо, ваша милость, — откликнулся Оскидий, и, кивнув, пошел поднимать Ивникия. Святозар стоял, молча наблюдая за тем, как Лесинтий позвал бывших воинов сотвиза за собой, как безмолвно взяли те лошадей под узду и прошли мимо наследника и стоящего позади него Риолия, как расступились вооруженные топорами и вилами мужики, пропуская теперь уже единоверных воинов ко двору деда. Смотрел, как Оскидий помог встать трясущемуся и качающемуся из стороны в сторону, пятнистому не только лицом, но и волосами, Ивникию, и, придерживая его за плечи, повел к своему шатру. Смотрел, как поставили на плохо слушающиеся и подгибающиеся в коленях, ноги, Винирий и Фонитий, Аминия, и, подталкивая в спину, пошли к дому деда. Святозар видел, как после начали расходиться мужики, пришедшие защищать и бороться за свою новую жизнь, перед уходом кланяясь ему и негромко переговариваясь между собой. Наследник же продолжал стоять и тереть пальцами, свой едва покалывающий лоб, да обдумывать то, что сейчас увидел и пережил.