Сыны Семаргла
Шрифт:
Ты всегда будешь таким же, как тогда на заре твоей юности смелым, сильным, храбрым ратником… И как там называл тебя Ана-Дазфаль… — Правитель на морг прервался, задумался и широко улыбнувшись, досказал, — ты, всегда будешь «горячей головой», которая не страшась смерти идет на защиту света и добра. Святозар и Аилоунен сидели за столом до поздней ночи и негромко беседовали. Наследник рассказал правителю о своей земле, о близких и родных, о жене и отце, правителе Яриле, он поведал ему о том, что прежде принадлежащие земли руахов и гавров теперь стали землями восуров, а там где красовался раньше величественный город Хейвясёрви, ныне стоит восурский город Валадар. Он рассказал ему о непростой и наполненной борьбой жизни восурского народа, рассказал о гибели народа дамианцев, рутарийских племен, об уходе народов гомозулей и альвинов со своих земель. Лишь за полночь, когда голова Святозара уже так разболелась, что не было сил разговаривать, он отправился спать. Наследник разулся и лег на свое ложе, подложив под голову подушку, и закрыл глаза. Но немедля открыл их, потому как Аилоунен, подсел к нему на ложе, и, положив на его лоб руку, несмотря на протесты, принялся лечить изболевшуюся голову Святозара, своим тихим похожим на трель свистом… Свистом каковой мгновенно укачал наследника, точно то свистел не его друг накладывая повеление не болеть голове, а тихо… тихо пела колыбельную песню тетя Ждана. И когда сон навалился на Святозара, будто пытаясь пожрать его тяжелые думы, увидел он сквозь темную, покрытую дымкой завесу лица с бледно-голубой кожей, народа галатеронцев. Вначале он увидел одно лицо, погодя два, но потом лиц становилось все больше и больше, и вскоре они слились в огромное количество безликого народа. И в этой безликой толпе уже было невозможно разглядеть, ни глаз, ни губ, ни носа, еще миг и невозможно даже понять люди ли перед тобой или сплошное голубое месиво. Внезапно это голубое месиво ярко вспыхнуло желто-красным очищающим от скверны пламенем. Огонь стал поедать голубизну, и застилать глаза черным дымом. А когда пламя огня потухло, и дым рассеялся, перед глазами Святозара появилось лицо правителя дамианцев Ана-Дазфаля, пожилого, красавца мужчины, с черными, как смоль, волосами, со смугло-красноватой кожей и темно-карими глазами. Он широко улыбнулся наследнику, показав свои белые, точно светящиеся изнутри зубы, а мгновение спустя лицо его отодвинулось вдаль, и сейчас же рядом с ним появились его люди, с такой же темно-красной кожей и черными волосами. По первому лиц было немного, но потом их количество многократно увеличилось, и лица некогда славного народа Бога Перуна, вскоре также превратились в безликое, красное месиво, а затем ярко вспыхнув в пламени огня, погибли не оставив после себя даже черного дыма. Видел Святозар гибель и других народов, руахов, гавров, рутарийских племен, солуанцев, кожезеров, полов, и все они эти племена погибли в пламени огня Бога Семаргла. И когда вновь потух огонь и рассеялся дым, перед глазами Святозара словно проплыли лица неллов-приолов: Оскидия, Лесинтия, Винирия, Ивникия, Аминия. Он увидел каждое лицо в отдельности, каждый взгляд полный чуждой пустоты, тьмы, безверия и смерти… И нежданно наследник оказался в небесной дали… голубой… голубой, без единого облачка, освещаемой лишь ярыми лучами солнечного светила…
Оттуда из этой вышины, он смог разглядеть расстилающуюся перед ним землю. И земля та была такой родной, такой любимой, а Святозар летел над ней очень быстро, легко взмахивая своими большими крыльями, и рассекая ими воздух, да слышал в ушах тонкий, тихий свист, а перед глазами его замелькали… быстро… быстро лица восуров: Воислава— большака деревни Ясной, его жены Милавы, их дочери Благославы, воевода Велемудра, Изяслава, Мала, Звенислава, Часлава, Стояна, Храбра, Дубыни, Веселина, Жданы, Сема, Леля, Тура, Ярила, Малуши, Любавы… Любавы, Любавы, Любавы… и все эти лица были такие чистые, прекрасные, светлые и главное верные своим Богам. Святозар громко застонал, и, пробудившись, открыл очи. В шатре еще было темно. Созданные Аилоуненом желтые шары света поколь парили под потолком, но теперь они не светили, а лишь едва мерцали тускловато-рассеянным светом. Но даже при этом блеклом свете наследник разглядел не по-детски серьезное лицо Аилоунена, лежащего на ложе напротив и крепко спящего, его сомкнутые алые губы и тонкие морщинки— паутинки покрывающие нос и лоб. И Святозар вдруг почувствовал внутри себя такую тоску и боль. Он посмотрел прямо в светлое лицо мальчика, вспомнил его яркие голубые глаза и чистую без единого, черного пятнышка желто-красную душу и понял… Он вдруг понял, почему Аилоунен выбрал Ирий-сад, а не трон Всевышнего. Понял наследник, что духовная гибель народа— это неизбежность…
Неизбежность, которую ни один народ не смог предотвратить… А — это значит, что и его любимых восуров когда-нибудь ждет такая же судьба.
Когда-нибудь, кто-то из его потомков, захочет иметь много и сразу, он забудет деревянные укрытые тонкими коврами сиденья, простые деревянные ложа, глиняные кувшины, и простые, холщевые рубахи.
Обязательно появится такой человек, который захочет, есть только из золотых блюд, пить из усыпанных драгоценными каменьями кубков, носить на себе множество перстней и цепей, венцов. Он захочет иметь много женщин, и пить вдоволь хмельное. Он забудет труд простого ратника и простого правителя… И тогда, тогда… когда появится такой ненасытный потомок-правитель, который будет менять традиции и подстраивать веру под себя, под свою власть и богатства. Когда простые люди вслед за своим правителем забудут имена своих создателей, имя своего отца ДажьБога. Кто тогда придет на помощь к истинно хранящим веру, кто?… Тур… Ярил… Храбр… Стоян … Или может именно он… Он— Святозар! Истинный сын своего отца ДажьБога, и вечный правитель Восурии?!.. Долго потом лежал наследник, не в силах уснуть и тревожно обдумывая увиденное во сне и понимая, что выбор дальнейшего своего пути, он уже сделал… Вот прямо сейчас на этом простом ложе, в этом простом шатре, в маленькой, пыльной и грязной деревенке, в предгорьях Ултакских гор…. Вне всяких сомнений туда, туда в Ирий-сад через великую Ра-реку забвения, пойдет он, чтобы спасти…
Спасти души восуров, когда будет нужно… Когда пошлет его ДажьБог… Чтобы спасти и защитить свою горячо любимую землю, чтобы вновь быть правителем дорогой Родины Восурии!
Глава девятая
Наутро Святозар и Аилоунен в сопровождении сотни воинов отправились в Артарию. Правда, перед тем как уехать юный правитель заставил познать веру в Семаргла Аминия Риафа Ламперского и своего деда Прикифия, а после повелел Аминию и Ивникию идти пешком в Артарию. Сам же Аилоунен сел на принадлежащего раньше сотвизу, белого жеребца, и повел за собой сотню воинов. Справа от Аилоунена на гнедом жеребце Ивникия ехал Святозар, и конь паярыжки был, по-видимому, дюже рад тому, что на его спине наконец-то восседал ратник, а потому вел себя послушно, предупредительно, иногда от удовольствия даже озвучивая то тихим ржанием. Лесинтий ехал также рядом с юным правителем, но только слева, а Оскидию один из воинов уступил своего коня, и, придерживая его за поводья, вел следом за Аилоуненом. Через несколько часов доехали до деревни, вкруг оной уже не высились горные кручи, а расположились низкие покрытые зарослями шиповника, холмы и где находилось жрище да жил жрецка Сиосий. Когда в деревню вошли воины, Сиосий, как его раньше правильно описал Риолий, жирный, с поросячьими чертами лица и глазками навыкате, приветствуя прибывших, выскочил навстречу войску, на середину дороги, с двумя такими же толстыми, как и он, юношами, кои были его сыновьями. Однако узрев впереди воинов на белом жеребце Аилоунена, а рядом с ним Святозара, Сиосий безмолвно окаменел на месте, и без всякого повеления, широко раскрыл рот и выпучил глаза. Аилоунен остановил коня, направил левую руку на Сиосия и просвистел тихой трелью и в тот же миг жрецка и его два сына закрыли глаза и рты, и едва зримо закачались из стороны в сторону, познавая истину.
Правитель тронул коня, и, объехав качающегося взад и вперед жрецка двинулся вглубь деревни. Здесь в этой деревне стояли такие же неопрятные бурые дома, а во дворах почти ничего не росло. Одначе в этой деревне жило значительно больше людей, и намного было больше детей. Аилоунен повелел воинам привести людей к жрищу, а сам направив коня в центр деревни, по земляной дороге подъехал к невысокому каменному, точно круглому дому. У этого дома была полукруглая крыша, высокие одностворчатые, закругленные сверху двери, выкованные из железа, где прямо над створкой находились два узких, решетчатых окна с тем же закруглением наверху, со вставленными в них стеклами, покрытыми бурой пылью. Из самой верхушки покатой крыши вверх устремлялся похожий на стрелу, оканчивающийся плоским кругом, предмет. Ко входу в дом вела широкая, трехступенчатая лестница, переходившая в узкое, каменное крыльцом.
— Это и есть жрище, — объяснил Аилоунен наследнику, когда они подъехали к дому. Святозар посмотрел на дом, и передернул плечами, оно как ему показалось, что он уже где-то видел такое строение. Но где и когда?
Как он не напрягал свою память, стараясь припомнить, где зрил такую постройку, то ему не удалось сделать. Наследник перевел взгляд с жрища, которое стояло на насыпанном земляном валу и находилось, как бы над жилищами людей, как бы над деревенькой, и посмотрел на испуганных обитателей этой местности, подходящих с разных сторон к жрищу. Все эти люди были такими же, как и люди из деревни Риолия, неопрятными, худыми и будто измученными. Когда они собрались около жрища и выстроились напротив Аилоунена и Святозара, каковые так и не спешились с коней, то правитель вытянул вперед левую руку и просвистел тихой трелью. И тотчас люди разом закрыли глаза и закачались взад… вперед. Аилоунен какое-то время обозревал, с нескрываемой болью во взгляде, всех этих, безмолвно покачивающихся людей, таких грязных, худых и запуганных. И так как, они с наследником договорились, что познавать истину люди будут от его повеления, а пробуждаться от веления Святозара, чтобы разумно тратить свои силы и не уставать, погодя легонько кивнул, позволяя тем самым приводить их в чувство. И немедля Святозар протянул руку вперед, устремив ее на качающихся людей, и пропел-прошептал повеление пробудиться. Прошел, кажется, лишь морг и люди перестали качаться, открыли глаза да беспомощно уставились на юного правителя.
— Разберите жрище, уничтожьте жертвенник, и начинайте отмываться и трудиться, — вкрадчивым голосом произнес Аилоунен. И хотя говорил он тихо, но голос его разносился очень далеко, и будто отскакивая от невысоких холмов, окружающих деревню прилетал обратно к жрищу. — И еще, — правитель увидел, что со стороны дороги к жрищу идут Сиосий и его сыновья, и, обращаясь к ним, добавил, — Сиосий, отдай людям все, что ты забрал у них за эти годы. Да, и моему, лампедру Оскидию подари своего коня. Люди, верьте в Сварога и Семаргла и пусть свет возродиться в ваших душах! До города Артария ехали трое суток, на ночь останавливаясь около деревень, где Аилоунен вновь заставлял людей познавать веру в светлых Богов при помощи трели, а Святозар повелевал им пробудиться.
По дороге в Артарию встретилось чуть больше чем с десяток деревень и везде в этих поселениях царило вымирание, грязь, запустение.
Аилоунен каждый раз заставлял людей самих разрушить жрище, считая, что раз они его построили своими руками и за свои тины, то и разрушать должны сами. Всем деревенским жрецкам правитель повелевал вернуть отобранное, за это время у людей, добро и скотину, и все эти жрецки, в отличие от простых людей, были, как и Сиосий толстые, гладкие и лоснящиеся. С каждым посещением новой деревни, с каждым пробуждением их жителей, с каждым взглядом на их жрище, Святозару становилось все тяжелее и тяжелее смотреть на этих качающихся людей, на этих лоснящихся жрецков. Какая-то страшная, не проходящая боль поселилась в душе наследника, и словно сжимала ее изнутри, не давая глубоко дышать. Эта боль, была страхом за души восуров, страхом за то, что приходится силой заставлять этих мертвых людей верить и возвращать к жизни. И еще внутри души жила какая-то обида, что за все это время наследник не встретил ни одного человека, который верил бы в Сварога и Семаргла, и нес в своем сердце истинную веру. До города Артария дорога была земляной, с глубокими рытвинами и кочкарами по поверхности, и вела она вниз с предгорьев Ултакских гор в лежащие перед ними степи покрытые лугами и полями. Впрочем, наследник, был ужасно разочарован, когда увидел эти степи. Потому, что также как и горы, где были вырублены почти все леса, вплоть до молоденьких деревцов, а местами были вырублены даже колючие шиповники, и невысокие холмы, толкая друг друга в бок, стояли будто ободранные до самой бурой земли… Точно также и бурые степи были покрыты лишь пожухлыми травами. Земли ни возле самих деревень, ни возле дорог, ни осваивались, на них ни пахали, ни сеяли, на них даже ни косили дикорастущие травы. И немудрено, что деревенские люди были такими худыми и изможденными, потому что Святозар проезжая сквозь деревни, почти не видел там домашней скотины или птиц, а та, что встречалась, выглядела не лучше чем их хозяева, будучи такой же заморенной. Кругом деревень текли, тонкие, маловодные реки, похожие на ручейки… Из всех встреченных ручейков, лишь река Арта была полноводной, и несла темно-зеленые воды вниз с высокой горной кручи— ледника Ултэка. На ее берегах располагались несколько деревень, но они либо были густонаселенны, так, что казалось жилище стоит на жилище, либо совсем не населены, и тогда берега те купно поросли высоким, зелено-желтым камышом. Сам город Артария стоял на берегу Арты, в низине, обнесенный каменной, в виде неровного четырехугольника, немного наклоненной, крепостной стеной. По углам стену словно подпирали высокие башни, каковые были почти отделены от основной стены, наверно для того, чтобы не мешать защитникам, видеть врагов. Огромные деревянные ворота, обитые железом, закрывали доступ в город, справа и слева от оных стояли еще две высокие башни, где располагался охранный пост.
Крепостная стена с внешней стороны была защищена вырытым, широким и глубоким рвом, правда в нем совсем не было воды, лишь не большие лужи на самом дне, кое-где поросшие камышом. Через ров к воротам был проложен неширокий, деревянный мост, поднимающийся при помощи дюжих цепей, укрепленных внутри крепостной стены. Когда Аилоунен и Святозар вместе со своей сотней воинов приблизились к мосту, а по нему проехав достигли крепостной стены, то не встретили на пути не одного воина, которые по сути должны были охранять подступы к городу. Ворота в город были распахнуты, и возле них также отсутствовала охрана. Заехав в город, Святозар наконец-то увидел, вымощенные камнем дороги города. По краю улицы, справа и слева, от нее стояло множество малюсеньких, кособоких, кривых и без всяких окон, серых на вид от грязи или от жизни построек-жилищ, которые не только теснились впритык друг к дружке, но и мостились друг на дружке. Святозар увидев этот город изнутри, до глубины души был потрясен, даже не серостью этого поселения, даже не безликостью и однородностью глиняно-камышовых домов, с узкими, точно щели дверьми, а царящей кругом грязи и вони. С дороги наверно никогда не убирали сор, навоз домашних животных, а люди живущие в домах выплескивали остатки пищи, шелуху и помои прямо на двор. И хотя вроде бы эта дорога была мощеной, но камня как такового на ней не просматривалось, потому как сверху его покрывал толстый слой грязи, а кое-где, в неглубоких выбоинах, и вовсе стояло жидкое болотце гниющих помоев. И все это источало такую вонь, что наследнику внезапно показалось, что он вновь попал в Пекло и очутился в саду Чернобога. По улицам города взад и вперед бродили какие-то изможденные, нищие и оборванные люди, оные не охотно уступали путь воинам. У многих из них тела были покрыты страшными, гнойными ранами, у некоторых не было частей тела: глаз, ушей, носов, кистей рук или стоп ног, и казалось, что эти части тела у них кто-то очень аккуратно отрезал. И опять содрогнулся всем телом Святозар, вспомнив дасуней Чернобога.
— Боги мои, — оглядывая одного такого юношу без ушей воскликнул Святозар. — Кто отрезал ему уши?
— Жрецы, — ровным голосом ответил Аилоунен. — Наверно он, что-то украл, его поймали, а в наказание Есуания потребовал уши. Святозар услышал пояснения Аилоунена, сказанные спокойным голосом и вновь содрогнулся всем телом. А миг спустя наследника посетила осознанная мысль, что на самом деле, он попал не в Неллию, а опять в Пекло… И почему-то почудилось, еще верно мгновение, и он увидит Пана, а после черные пляски демона Босоркуна. Неспешно проехав по одной из извилистых улочек города, наконец-то подъехали к центру города, широкой, квадратной площади, куда, как увидел Святозар, с разных сторон поселения по таким же узким, грязным улицам подходили люди. В центре этой площади на небольшом возвышении стоял высокий дворец, в точности повторяющий виденные каменные дома— жрища в деревнях. Дворец был круглый и очень высокий, оканчивающейся полукруглой крышей и тонкой стрелой— предметом, высокие ступени вели к одностворчатым распахнутым дверям, возле которых теснились люди. Люди были не только в жрище, они наполняли и саму площадь. Наверно в жрище приносили кровавую жертву, потому что из него, через распахнутые окна и двери вырывался и разносился в разные стороны отвратительный запах жженого жира и мяса. У Святозара закружилась голова от этого невыносимого запаха, наполнившего не только воздух кругом, но переполнившего его рот, нос и судя по всему все тело. Нежданно ко рту наследника подступила тугой волной тошнота. Он закрыл рот рукой, а потом не в силах выносить этот отвратительный запах, преклонился и вырвал прямо на залитую грязью и помоями каменную мостовую. И в тот же миг, Аилоунен вытянул вперед левую руку и засвистел трелью. Святозар поднял голову, утер губы ладонью, и, направив правую руку на переполняющих площадь людей, пропел-прошептал. И тотчас все кто был на площади внезапно замерли, и, открыв рот и глаза попадали на мостовую, неподвижно замерев.