Сыны Всевышнего
Шрифт:
Наблюдая за гостем, Роман всё больше убеждался, что его отец никогда не дружил с Рудневым, и знакомство их было весьма поверхностным. Тем не менее, едва получив от сына визитку, тот немедленно позвонил бывшему однокурснику и пригласил его прийти в тот же вечер в гости. Почему? Конечно, отец был очень податлив и с помощью лёгкого внушения Роман всегда добивался от него желаемого, будь то велосипед или разрешение не ходить в школу. Руднев как-то воздействовал на него? На подобные мысли Романа наталкивало воспоминание о том, с какой уверенностью он заявил «зайду, мол, вечером». Похоже, Руднев не сомневался в том, что его позовут. Оставалось непонятным, зачем ему вообще понадобилось являться к ним в дом. Ему что-то нужно от отца? Непохоже. Хотя, кто ж его разберёт?
Роман и рад был бы вытащить из Руднева
Роман вынужден был признаться себе, что Андрей Константинович притягивает его необычайно. В отличие от Аверина в нём определённо было нечто родственное и, вне всякого сомнения, с Рудневым они бы непременно нашли общий язык. У Романа накопилось так много вопросов! И кто же, как не человек, явно сведущий в таких нетривиальных вещах, как манипуляция человеческим сознанием, а возможно, и во многом другом, столь же захватывающе интересном, может на эти вопросы внятно ответить?
Только как же к нему подступиться? Пользоваться для этого своими способностями Роман, как внезапно выяснилось, не мог, да теперь, честно говоря, и опасался. Уже попробовал с Авериным. Хватит. У него слишком мало опыта для подобных экспериментов. К тому же Руднев выглядит мрачновато. Правда, пока он Роману ничего плохого не сделал, только покопался немного в его мозгах. Ну, так и сам Роман никогда не отказывал себе в подобном удовольствии. Что тут такого? На то и глаза, чтоб смотреть. Не Руднев же вчера на уроке истории чуть не вышиб из него дух одним своим появлением. Еще неизвестно, кто из них опаснее. Эти два безобидных с виду «старичка», (Романа передёрнуло от одного воспоминания о хозяине избушки), что-то с ним определённо делали, и ещё неизвестно, что именно, и какими будут последствия их подозрительных манипуляций. Вот уж к кому он точно больше не сунется! Не хотите дружить и не надо! И им подступиться ближе, чем на пушечный выстрел он больше не позволит. Хотя и любопытно, чего ж они от него хотели… Но ведь не подойдёшь, не спросишь. Вдруг Аверин покрутит пальцем у виска и за ручку в школьный медпункт отведёт? Ох, и подозрительно это – откуда они вдруг все взялись? За пятнадцать лет ни одного не встретил, а тут – пожалуйста – на любой вкус…
Как? Руднев уже уходит? Просто так? Андрей Константинович протянул на прощание руку и на его указательном пальце мрачно блеснул массивный перстень с чёрным камнем. Роман смотрел на гостя со злостью и отчаянием. Руднев перехватил его взгляд и усмехнулся. Взрослые переместились в прихожую. Пара дежурных вежливых фраз и дверь захлопнулась. А Роман так и остался стоять на пороге комнаты.
На плечо легла рука отца.
– Чего такой грустный? – без особого интереса спросил он. Впрочем, отец всегда так разговаривал с ним – равнодушно и надменно.
Не дождавшись ответа, он устало плюхнулся на диван и потянулся за газетой.
– Да, – спохватился он, заметив, что Роман собрался уходить. – Я надеюсь, у тебя нет завтра тренировки или ещё чего-нибудь… Я пообещал Андрею, что ты подъедешь к нему завтра вечером. Мне нужно кое-что передать…
Роман с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Конечно, он передаст. Охотно. Можете не беспокоиться.
Всю ночь Роман промучился без сна, размышляя о том, как пройдёт встреча с Рудневым и примет ли тот его под своё крыло. Забывшись утром в зыбком подобии успокоения, он увидел отцовского приятеля в своей комнате. Они стояли плечом к плечу около окна и разговаривали почему-то шёпотом. Роман даже чувствовал прикосновение шершавой ткани рудневского пиджака к своей руке, ощущал его тепло и горьковатый запах
В руках Андрей Константинович держал кольцо – простенькое на первый взгляд колечко. Но когда Руднев поворачивал его в руках, на гладкой поверхности предмета вспыхивали загадочные знаки. По внутренней стороне кольца, как огненные змейки, извивались, скользя друг за другом, надписи. Андрей Константинович объяснял их значение и возможности, которые они открывают обладателю этой вещи. Его таинственный шёпот отдавался щекоткой где-то в печени, заставляя Романа напрягаться, когда тот слишком близко наклонялся к его уху.
Кольцо легло в раскрытую ладонь Романа. Сначала оно показалось невесомым, но потом вдруг налилось такой тяжестью, что пришлось удерживать его двумя руками. Уронить кольцо он не хотел. И почему-то боялся обжечься. Но вопреки здравому смыслу он крепко сжал его в ладони, впитывая исходящую от странной вещи силу. Когда он разжал пальцы, на руке остался круглый чёрный отпечаток, похожий на ожог. Само кольцо вдруг превратилось в маленькую змейку, которая блеснув маслянистой спинкой, юркнула к нему в рукав. Андрей Константинович поднял голову и беззвучно рассмеялся, и Роман наконец-то поймал его острый, как бритва, холодный взгляд. Что-то ему не понравилось в этом взгляде. Довольно быстро Роман сообразил: в нём не было никакого человеческого чувства, но зато столько неприкрытого чистого цинизма! Хотел бы Роман сам так безжалостно смотреть на всех представителей рода человеческого. В душе неожиданно и совершенно нелогично шевельнулась симпатия к человеку, который обладает такой внутренней силой, что может позволить себе наплевать на всех. Руднев, казалось, прочитал его мысли. Он снова наклонился к самому уху Романа, но почему-то не прошептал, а отчётливо произнёс, заставив подростка вздрогнуть: «Я вижу, у нас много общего. Надеюсь, мы будем друг другу полезны».
====== Глава 7. Джокер ======
День ясный и очень морозный. Кажется, даже воздух звенит, как хрустальный. Небо такое синее, такое бесконечно высокое, что дух захватывает. Снег искрится и переливается – глаз не отвести. Ничто, сделанное человеческими руками, не сравнится с этой красотой, потому что она – живая.
По столу пляшут солнечные зайчики. Солнечный прибой омывает класс и кажется, что парты тихо колышутся на его золотых волнах. Все сегодня такие счастливые, кроме подопечного номер один, который с вызовом глядит на учителя из своего угла, мрачно сверкая глазами. Его присутствие действует, как зубная боль, но приходится терпеть и ласково улыбаться, чтобы сохранить свой безупречный имидж Человека, Которому Можно Бесконечно Доверять.
Николай Николаевич, словно мудрый Каа перед бандерлогами: завораживает учеников плавными взмахами рук, гипнотизирует их взглядом, очаровывает бархатным голосом. Мальчишка за первой партой преданно таращится на учителя фантастически голубыми глазами. У него такое честное лицо, что становится страшно за его дальнейшую судьбу. Как его фамилия? Бергер, кажется. Николай Николаевич вдруг спотыкается на полуслове. Нет, ошибиться он не мог. То, что он сейчас видит, может значить только одно. Вот он – Джокер. «Ничего не буду делать, – твёрдо обещает себе Николай Николаевич. – Если сам не придёт, всё, что я ни сделаю, будет бессмысленно». Он продолжает кружить по классу, как сказочная сладкоголосая птица, которая навевает сны, такие яркие, что просыпаться не хочется. Звонок пронзительно дребезжит в полной тишине. Даже после этого все молчат, никто не спешит стряхивать умело сотканные им чары.
Наконец, все расходятся – притихшие и задумчивые. Определённо, это успех. Николай Николаевич вздыхает и опускается на стул. Опустевший класс тонет в солнечных волнах. Тишина оседает на парты, как древняя пыль.
– Простите, – раздаётся над ухом взволнованный голос. – Я хотел спросить…
– Да, Кирилл, что ты хотел спросить? – доброжелательно вопрошает Николай Николаевич, не поднимая головы на восторженного обладателя честных глаз.
– Почему Гегель подменяет становление духа развитием абстрактной свободы? Разве может быть безграничная свобода – смыслом истории?