Сыщик поневоле
Шрифт:
Виталий привычно дунул на винты, и они так же привычно закрутились на идеально подогнанных валах. Как обычно, четыре из пяти – центральный от ветра проворачиваться категорически отказывался, он и рукой-то с трудом крутился. Петрович, помнится, рассмеялся, когда сам увидел это в первый раз, но поправлять, естественно, не стал.
Как ни странно, при этих воспоминаниях печаль немного отступила. Вот так, жил хороший человек – и даже после смерти осталась от него память. Возможно, она и Виталия переживет. Жаль только, что… А, идет оно все к черту!
Отогнав начавшие забирать в неправильную сторону мысли, Виталий решительно сел за стол, подвинул к себе картонку, на которой лежала небольшая, на пару килограммов, друза горного хрусталя. Ничего интересного, если вдуматься, на полке их уже штук пять, и побольше, и формами интереснее. Стало быть, почистить – и задарить кому-нибудь. Или продать – у дилетантов, возомнивших себя коллекционерами, подобное барахло в цене. А пока…
Перебирая образцы, он так увлекся, что, подняв глаза на часы, удивился даже. Почти два часа ночи. Спать пора! Утром рано вставать. И сразу навалилась зевота. Что же, груда камней на столе и впрямь оказалась к месту. Во всяком случае, в сон Виталий провалился, как в глубокую черную яму, и никакие лишние мысли его больше уже не тревожили.
Утро добрым не бывает, особенно если оно начинается в шесть, а ты поздно лег и вообще любишь поспать. Но – увы, увы… Пришлось делать обязательную утреннюю пробежку с собакой, в спешном порядке собираться, вспомнить, что забыл побриться, в результате выйти чуть позже обычного и попасть в самый час пик. Так что в университет Виталий приехал, едва не опоздав, а потом еще две пары подряд с тоскливым видом наблюдал за вечно сонными рожами студентов.
И ведь попробуй сейчас голос на них повысь, с внезапной злостью подумал Виталий. Живо начнут писать жалобы да в суд подавать. Ему-то что, а каково тем, кто здесь на постоянной работе? Вон, недавно один, этажом выше, попробовал остроумием блеснуть. У него студент число в квадрат возводил умножением на два. Ну, преподаватель у него и спросил:
– Почему ты не учишь математику?
А недоросль губу оттопырил и цедит:
– Мама говорит, что я гуманитарий.
– То есть знаешь три иностранных языка и французскую литературу?
– Н-нет…
– Какой ты гуманитарий, ты просто дурак.
И все, понеслось. Жалобы на оскорбление и прочая чушь. Хотя какое тут оскорбление? Голая правда. Конечно, не самым грамотным образом преподнесенная, планку таким дятлам опускать надо так, чтобы придраться не могли. Но все равно от этого правдой сказанное быть не перестало. И ведь не выгонишь их – сейчас вместо того, чтобы выпускать пускай немного, но профессионалов, политика требует, чтобы шел вал недоучек. Маразм. Впрочем, с теми, кто до этого довел, разговор еще будет. Не здесь и чуть позже… Настроение, как всегда, немного улучшилось в промежутке между занятиями, когда народ собрался на традиционное чаепитие. Откровенно говоря, кафедральные девицы готовы были гонять чаи с утра и до вечера, вот только заведующий кафедрой, мужик справедливый, но в общении тяжелый, этого пристрастия не понимал и живо пресекал, заставляя несчастных женщин работать. Ну, или хотя бы делать вид, что работают.
По мнению Виталия, с отцом-командиром солидарного, им бы всем здесь не помешала небольшая встряска с разгоном балласта на пенсии. А то бабье вечно что-то имитирует. Говорят, что почти семьдесят процентов женщин имитируют похудение, здесь же сто процентов лаборантов имитировало работу. Но, увы и ах, не все так просто в этом мире. Учитывая же, что Виталий здесь не работал, а так, подрабатывал, он со своими советами не лез – дешевле обойдется.
Но огромные плюсы у чаепитий все же были. Во-первых, в женском обществе находиться вообще приятно (это если ты ни с кем не конфликтуешь, разумеется), во-вторых, начальство оказалось в командировке. Пускай оно тебе вроде как постольку-поскольку, но все равно его отсутствие малость расслабляет и способствует неформальному общению. Посидишь здесь несколько минут – и точно будешь в курсе всех городских новостей и сплетен. Этим утром разговоры закономерно крутились вокруг ночного пожара. Город маленький, особых событий нет, так что удивляться нечему. Оставалось держать уши открытыми и впитывать информацию.
Ее, кстати, было не так уж и много, в основном невнятные слухи агентства ОБС [1] . Тем не менее кое-что Виталий из потока словесного мусора выловить сумел. Во-первых, пожар начался на втором этаже (Виталий мысленно сделал стойку – квартира Петровича располагалась именно там). Во-вторых, загорелось все и сразу, как бензином облитое. Ну, с этим можно было еще и поспорить – дому много лет, все сухое, и безо всякого бензина гореть будет как порох. Но это уже детали, главное, погибнуть там и впрямь можно было легко.
1
ОБС – одна бабка сказывала (сленг 80-х).
А вот о причинах пожара версий хватало. Разных, от неисправной электропроводки (которая, несомненно, и будет принята полицией, ибо дом старый, проводка – тоже, а «висяк» никому не нужен) до поджога, устроенного какими-нибудь риелторами для захвата ценной земли со всеми коммуникациями, да еще и практически в центре города. И, пожалуй, единственное, что бросалось в глаза только Виталию, это полное отсутствие даже намека на информацию о погибших. А уж ее-то наверняка стали бы, с приличествующими ситуации охами-вздохами, мусолить в первую очередь. Очень похоже, что скелеты пока не нашли, и это было странно – наверняка разбирать развалины начали сразу после того, как пожарные закончили работу. Не такая уж там высокая была температура, чтобы тела сгорели вместе с костями.
Когда новости уже начали обсуждать по второму кругу, в дверь без стука впорхнула худощавая девица лет двадцати пяти. Не студентка – те дрессированные, вначале стучатся, потом осторожно заглядывают, спрашивают, можно ли войти. Эта вошла уверенно и имела на то все основания – как-никак тоже в университете работала, на кафедре физвоспитания. И ее появление здесь было обыденным, как восход или закат. Опять пришла, небось, за кого-то из подопечных спортсменов просить…
Предположение Виталия тут же подтвердилось. Девушка полезла в изящную, хоть и малость потрепанную сумочку, извлекла здоровенный, не всякому мужчине по руке, смартфон, ловко потыкав в него пальцем и найдя нужную информацию, громко спросила:
– Могу я видеть Третьякова Виталия Семеновича?
Все синхронно посмотрели на Виталия. Тот, усмехнувшись, пожал плечами:
– Можете видеть, а можете и не видеть. Все зависит от того, в какую сторону вы смотрите.
– Это вы? – девица смотрела на него едва не обвиняюще.
– Для начала: воспитанные люди, когда заходят, здороваются. Вас папа с мамой, наверное, не учили, но еще не поздно, пусть займутся.
Намек был прозрачный – и на отсутствие воспитания, и на то, что она сопля. Девчонка вспыхнула:
– Здрас-сте…
– А еще они представляются. А то ходят тут всякие, а потом ложки пропадают.
Девчонка вспыхнула еще сильнее. Спичку поднеси – сразу полыхнет. Но сдержалась – видимо, цинично подумал Виталий, он ей очень нужен. И наверняка знала: то, что проходило с другими, здесь не прокатит. Виталию и на нее, и на ее заведующего кафедрой плевать с высокой колокольни. И в каких отношениях тот с ректором, тоже плевать. Так что сдержалась и, гордо вскинув голову, представилась:
– Саблина Виктория… Тихоновна. Старший преподаватель кафедры физвоспитания.