Сыщик-убийца
Шрифт:
— Здесь остановка… — сказал Жан Жеди.
— Как остановка? — прошептал Миньоле, оглядываясь вокруг. — Теперь уже больше полуночи, и я не вижу ни одного открытого кабака.
— Ты не понимаешь, остановка — это значит, что я тебя оставляю.
— Как, оставляешь меня! — с досадой вскричал молодой вор. — Ты хочешь поступить со мной так же, как и с другими?… Ты меня бросаешь?
— Да, на время.
— А путешествие в Гавр? Это, значит, была шутка?
Жан Жеди пожал плечами.
— Как ты глуп! — возразил он. —
— Не могу ли я пойти с тобой?
— Нет.
— Почему?
— Потому, что ты мешал бы мне. Я живу с родственниками, и ты разбудил бы их.
— Скажи лучше сразу, что ты выдумываешь предлог, чтобы отделаться от меня.
— Говорю тебе, что нет, дуралей! Иди, жди меня на станции… Я буду там почти в одно время с тобой… Я как раз вижу фиакр, я возьму его и скоро вернусь… Понимаешь?
— Ты меня не обманываешь?
— Говорю тебе, что нет. Да вот, кстати. Есть у тебя деньги?
— Сорок су, не больше… Не у всех есть своя касса.
Старый вор сунул руку в карман и вынул пригоршню монет, которые, не считая, подал Миньоле.
— Возьми это и если найдешь там какой-нибудь кабак открытым, то, в ожидании меня, закажи пунш с коньяком.
Жан Жеди сел в фиакр и приказал ехать в Бельвиль.
Приехав к себе, он вошел, как накануне, и вышел обратно с бумажником, полным банковскими билетами.
Выходя из фиакра у станции Сен-Лазар, он увидел Миньоле, стоявшего на пороге лавки торговца вином.
Пунш с коньяком пылал.
Прошло около недели. Рене Мулен, Этьен Лорио и Тефер измучились, разыскивая напрасно, одни — Берту и Жана Жеди, другой — Жана Жеди и Рене Мулена.
Механик и доктор были близки к отчаянию. Ни малейшего следа ни Берты, ни старого вора не находилось.
Этьен делил свое время между обязанностями службы и розысками, столь же безуспешными, как и неутомимыми.
Каждое утро он отправлялся в Шарантон, потом поспешно объезжал больных в Париже и затем продолжал поиски Берты. Он изнемогал от усталости, почти не ел, не спал и, видимо, изменился, но, боясь ослабить энергию Рене, не выдавал ему своего отчаяния и ужаса.
Следствие, порученное агентам префектуры, также не подвигалось.
Пьер Лорио каждый день ходил за справками и возвращался, повесив нос.
Дело фиакра номер 13, казалось, начало вступать в категорию тех, которые навсегда остаются неразъясненными.
Тефер, пустив своих людей по фальшивым следам, был убежден, что их розыски не приведут ни к чему. Со своей стороны, он действовал с большой ловкостью и хитростью. Лично наведенные им справки в окрестностях Монтрейля и Баньоле доказали
Он перерыл весь Париж, но нигде не нашел следов старого вора, так же, как и Рене. Эти два исчезновения беспокоили его в высшей степени. Он спрашивал себя, не скрывается ли за ними какая-нибудь ловушка или засада.
Он два раза был на Королевской площади и оба раза получил ответ, что Рене в отсутствии. Естественно, он сообщал все это герцогу Жоржу и Клодии Варни.
Последняя начинала успокаиваться, но одна вещь сильно пугала сенатора.
— Не удивляетесь ли вы, — сказал он Теферу, — тому молчанию, которым окружено исчезновение Берты Леруа?
— Да, я сначала удивлялся, — возразил полицейский, — и хотел узнать, чему это приписать…
— Вы наводили справки?
— Да, переодетый комиссионером, с письмом в руках, я направился на улицу Нотр-Дам-де-Шан, номер 19 и спросил у привратницы мадемуазель Берту Монетье…
— Что же вам ответили?
— Что мадемуазель Берта уехала в деревню.
— Уехала в деревню? Это не кажется вам подозрительным?…
— Почему же подозрительным? Без сомнения, девушка выразила намерение уехать из Парижа к Рене Мулену, и привратница предполагает, что она привела в исполнение свое намерение.
Объяснение было очень правдоподобным, и герцог вздохнул свободно.
— С этой стороны нечего беспокоиться, — сказал Тефер. — Но я до тех пор не буду спать спокойно, пока не найду средства вырвать у Жана Жеди бумаги и не заставлю его молчать.
— Будете ли вы вполне уверены в его молчании?…
— О! Вполне уверен: мертвые не говорят…
Герцог понял и побледнел.
— Опять кровь!… — прошептал он.
— Послушайте, герцог, — сказал полицейский, непочтительно пожимая плечами. — На том пути, на который мы вступили, надо идти, не останавливаясь. Малейшее колебание может скомпрометировать нас, а отступление — погубить…
Бывший любовник Клодии опустил голову и замолчал.
Однажды утром Этьен Лорио приехал в Шарантон в еще более мрачном расположении духа, чем обычно, что, впрочем, не помешало ему внимательно осмотреть больных. Вместе со своим помощником-студентом он дошел до комнаты Эстер Дерие.
Со времени своего поступления в госпиталь бедная женщина сильно изменилась, по крайней мере физически, так как ее нравственное состояние оставалось то же.
Лицо ее похудело, щеки ввалились, и темные круги окружали глаза.
Привыкнув видеть Этьена каждое утро, она всегда встречала его слабой улыбкой, но в этот день, казалось, не замечала доктора.
— У нее был припадок? — спросил последний своего помощника.
— Нет. Но со вчерашнего дня она не выходит из такого состояния, и аппетит ухудшился. Не находите ли вы, что она видимо меняется?