Сыщик-убийца
Шрифт:
«Это воск», — подумала вдова.
И вдруг в ее памяти пробудилось далекое воспоминание. Она побледнела и нахмурилась.
— Как это странно, — прошептала она. — И двадцать лет назад Жан Жеди вошел в мой дом в Нельи таким же точно способом. Он хотел обокрасть меня, но стал моим сообщником и затем умер, отравленный…
Она снова стала рассматривать кусок стекла, продолжая думать: «Как это странно! Но действительно ли умер Жан Жеди?…»
Служанка перебила мысли своей барыни, молчание и неподвижность которой удивляли ее.
— Барыня, — спросила она, — прикажете идти в полицию?
Мистрисс Дик-Торн вздрогнула, точно разбуженная от сна, и сухо ответила:
— Надо просто позвать стекольщика и вставить новое стекло.
— Но, барыня… — пробормотала служанка.
— Я не люблю, когда со мною спорят.
— Слушаю, барыня.
— И помните, что я запрещаю вам говорить кому бы то ни было о том, что произошло здесь ночью. Если вы ослушаетесь, то будете сейчас же уволены.
— Я не скажу ни слова, — ответила служанка, с удивлением глядя на барыню и не понимая, почему она должна была окружать тайной покушение на кражу.
— Идите скорее, — сказала мистрисс Дик-Торн.
— Сию минуту.
Служанка сейчас же вышла, а Клодия Варни, оставшись одна, бросила на землю круглый кусок стекла, который разбился на мелкие осколки. Затем, взяв в шкафу нож, она отделила и разбила на куски остатки стекла в раме.
«Я не хочу, чтобы об этом узнали другие. В случае надобности я скажу, что ничего не было. Терпеть не могу полицейских следствий», — подумала она.
Затем, сильно озабоченная, вернулась к себе. Ее губы бессознательно шептали имя Жана Жеди.
— Не может быть!… — сказала она почти вслух. — Жан Жеди умер. Я напрасно искала его тело, потому что он, без сомнения, упал в Сену, куда бросили ребенка Эстер и герцога Сигизмунда де Латур-Водье. Река схоронила его труп… Единственный свидетель дела на мосту Нельи не существует, и если бы даже каким-нибудь чудом спасся… если бы даже он был еще жив, то не мог бы узнать меня по прошествии двадцати лет. Это вырезанное стекло не значит ничего. Жан Жеди, конечно, не один употребляет этот способ. Если верить юридическим журналам, то он очень распространен между ворами.
Мистрисс Дик-Торн старалась разубедить себя, но тем не менее не могла вполне в этом преуспеть.
— Одно кажется мне несомненным, — продолжала она, — в эту ночь в дом входил какой-то человек, был в этой комнате, так как я слышала шум его шагов или стук мебели, на которую он наткнулся. Но почему же он ничего не взял?… Одна мысль о том, что я могла, как тогда в Нельи, очутиться лицом к лицу с вором, может быть, с убийцей, заставляет меня вздрагивать…
Она действительно вздрогнула.
— Ну, я не хочу больше думать о загадке, ключ к которой я стала бы напрасно искать. Я прикажу сделать решетки на окнах, которые выходят во двор, отделяющийся только забором от пустыря. Этого достаточно, чтобы избавить нас от всякой опасности.
Мистрисс Дик-Торн позвонила горничной и начала одеваться, тогда как стекольщик, приведенный кухаркой, вставлял разбитое стекло.
В этот день Клодия Варни ожидала лошадей и экипаж с кучером, за которого ручался каретный мастер. Теперь ей нужны были только выездной лакей и кучер. Мистрисс Дик-Торн желала поставить дом на хорошую ногу, но в то же время не хотела заводить много прислуги.
Жан Жеди пришел на улицу Берлин, чтобы узнать, заметили ли что-нибудь и дали ли знать полиции.
Но все было тихо, перед дверями не была никого.
Из этого он, зная любопытство парижан, заключил, что до сих пор в полицию не было подано жалобы.
Напротив дома находилась стройка. Жан Жеди проскользнул туда и стал ждать.
После целого часа напрасных ожиданий он хотел уже уйти, как вдруг увидел подъезжающий шагом новый экипаж, покрытый чехлом и запряженный двумя красивыми лошадьми. На козлах сидел кучер, не в ливрее, и около экипажа шли двое, по всей вероятности, приказчики каретного мастера и продавца лошадей. Один из них позвонил в дом 24. Ворота отворились, и экипаж исчез под сводами.
«Хорошо, — подумал Жан Жеди, — в доме будет мужская прислуга. Недели через полторы, когда она привыкнет к дому, не будет ничего легче, как сойтись с нею и разузнать обо всех порядках и о привычках хозяев. Сегодня же мне нечего стоять здесь. Мне надо узнать адрес герцога де Латур-Водье. У герцога должен быть дом в предместье Сент-Оноре или Сен-Жермен: в Бельвилле или Лавиллете никогда не жили герцоги. Найдя дом, я встану на часы против него, хотя бы мне пришлось караулить целую неделю; герцог, наверное, выйдет или пешком, или в экипаже, я погляжу на него и узнаю, тот ли это, кого я ищу».
Проходя по Вандомской площади, он увидел три или четыре собственных экипажа перед подъездом министерства юстиции, кучера которых сидели на козлах, а лакеи болтались на тротуаре. Простой фиакр, стоявший несколько сзади, казался униженным аристократическим соседством таких роскошных экипажей.
Жану Жеди пришла в голову блестящая мысль.
«Все эти аристократы — друзья, — подумал он, — и проводят время друг у друга. Вот что может избавить меня от бесконечной ходьбы».
Он направился к экипажам и, подойдя к молодому лакею лет двадцати, любезно поклонился.
— Извините, сударь, если я обращусь к вам, не будучи знаком, но мне нужно спросить об одной вещи.
Лакей ответил поклоном и поглядел на него довольно благосклонно.
Жан Жеди продолжал:
— Судя по экипажу и вашему костюму, вы служите в каком-нибудь знатном доме?
— Вы не ошиблись, мой барин — маркиз, секретарь в министерстве иностранных дел.
— Черт возьми! — прошептал Жан Жеди, как будто ослепленный этим титулом. — Поздравляю вас. Вы в хорошем положении!