Сыщик-убийца
Шрифт:
Он поклонился и вышел, довольный, что добросовестно исполнил поручение. Выйдя на улицу, он взглянул на часы.
«Половина десятого, — сказал он себе. — Не буду заставлять ждать моего нового приятеля».
Он почти бегом пустился на улицу Рено, где остановил первый пустой фиакр.
— Можете доехать в двадцать минут до тюрьмы Сент-Пелажи? — спросил он кучера.
— За двадцать минут не совсем удобно.
— Если доедете, то получите десять су на водку.
— Садитесь, я сделаю, что могу.
— Остановитесь по дороге перед табачной лавкой, я хочу купить вам сигару.
На углу улицы Вожирар фиакр остановился.
— Вот лавка, — сказал кучер. — Поторопитесь, иначе мы опоздаем.
Эжен вышел и почти тотчас вернулся с пачкой табаку и двумя сигарами, одной — для себя, другой — для кучера. Фиакр снова покатился.
Без двух минут десять Эжен выходил из фиакра перед тюрьмой. В эту самую минуту сторож входил к заключенным и кричал:
— К следователю!
Перед тюрьмой уже стоял экипаж без окон, в котором обыкновенно возят арестантов на допрос.
Все вызванные к следователю только что вошли в контору; Рене был в их числе. И, не будучи убежден, что получит вовремя известие о том, что поручение его исполнено, очень волновался.
После досмотра подсудимых повели к экипажу.
Эжен неподвижно стоял в трех шагах от дороги, внимательно следя за садившимися. Вдруг он громко кашлянул, Рене, проходивший мимо, повернул голову и увидел, что тот держит в поднятой руке пачку табаку.
У него точно гора свалилась с плеч. Все шло отлично, можно прямо отвечать следователю и доказать свою невиновность.
Когда дверцы за подсудимыми затворились и экипаж покатился по направлению к суду, Эжен вошел в контору и отдал пачку табаку на имя Рене Мулена.
Тефер ежедневно бывал в префектуре и суде. Хорошо знакомый со всеми, он мог узнавать многое. Утром в тот же день он разговаривал с главным следователем и осведомился, кто из арестованных будет допрошен в этот день.
В списке было имя механика.
Тефер не дал заметить своей радости и удалился с самым спокойным видом. Он отправился в бюро для полицейских агентов, сел на свое обычное место и написал следующее:
« Герцог, будьте сегодня дома после полудня.
Очень вероятно, и даже почти несомненно, что я смогу сообщить вам много нового по поводу интересующего вас дела.
Остаюсь ваш покорный слуга
Тефер».
Положив эту короткую записку в конверт, он вышел из префектуры и подозвал первого попавшегося посыльного.
— Отнесите вот это на улицу Святого Доминика. Передайте письмо швейцару, попросив сейчас же отдать его герцогу. Вот вам тридцать су.
Посыльный поспешно ушел.
«Теперь надо хорошенько за всеми наблюдать», — подумал Тефер.
Он знал, когда приезжают кареты с подсудимыми, и за пять минут до этого часа отправился во двор, где они останавливались.
Подсудимых провели в так называемые мышеловки, где они ожидали своей очереди.
Прождав минут двадцать, Тефер имел удовольствие видеть, как мимо него прошел механик.
«Это положительно он, — сказал себе агент. — И, если следователь не дурак, то мы сегодня же вечером получим его адрес».
Рене Мулен спокойно позавтракал с большим аппетитом и выпил бутылку бургундского, что еще более придало ему бодрости.
Время тянулось медленно. Наконец, уже в четвертом часу, его повели в кабинет следователя господина Камю-Брессоля.
Следователь сидел за своим бюро спиной к окну, так что лицо стоявшего перед ним обвиняемого было ярко освещено.
Рядом с бюро, за маленьким столиком, сидел письмоводитель.
Рене вошел и поклонился с непринужденным видом. Он ничего не боялся и чувствовал себя в наилучшем расположении духа, будучи уверен, что в этот же день письмо, найденное в Лондоне, будет в руках госпожи Леруа.
— Ваше имя? — спросил следователь.
— Рене Мулен.
— Где вы родились?
— В Париже, улица Святого Антония, 185.
— Ваше занятие?
— Механик.
— Есть у вас родные?
— Нет: ни близких, ни дальних.
— Вы приехали из Лондона?
— Да… то есть из Портсмута.
— Но вы были и в Лондоне?
— Да, три или четыре часа, проездом из Портсмута, где я работал механиком на фабрике восемнадцать лет.
— На одной и той же?
— Да.
— Почему же вы оттуда ушли?
— Старый хозяин фабрики умер, а новый мне не нравился.
— Ну, а кроме этой работы чем вы еще занимались?
— Я читал… Изучал механику… в нашем деле надо всегда учиться.
— А вы бывали на собраниях, которые устраивали в Портсмуте французские эмигранты?
— Да, только редко, всего раза три или четыре… То, что там говорилось, меня не интересовало, и я перестал ходить.
— Вы говорите, что эти собрания вас не интересовали, там, однако, шли речи о политике?
— И даже об одной только политике… потому-то я и не стал ходить… Я не люблю политику.
Камю-Брессоль на минуту замолчал и бросил из-под своих синих очков пытливый взгляд на Рене, стараясь прочесть его сокровенные мысли в глазах, этом, как уверяют многие, зеркале души.