Сыщик-убийца
Шрифт:
— Прелестна!
— А не знаете ли вы, влюблен в нее сын герцога?
— Говорят, он ее обожает.
— А она?
— Говорят, что так же.
— Где находится дом де Лилье?
— На улице Святого Флорентина.
— Вы обзавелись друзьями в доме графа?
— Да, горничная мадемуазель Изабеллы ни в чем мне не отказывает.
— Одним словом, в случае надобности, вы можете на нее рассчитывать?
— Вполне.
— Хорошо. Перейдем к другим подробностям. Были вы на улице Сен-Луи?
— Да, был.
— Что же вы узнали?
— Ровно ничего. В течение двадцати лет в доме сменилось четыре привратника и из старых жильцов не осталось ни одного. Никто не мог мне сказать, живы или нет мадам Амадис и жившая у нее сумасшедшая.
— Мне необходимо знать, существуют ли эти женщины, поэтому вы должны начать розыски, не теряя ни минуты.
— Это будет нелегко.
— Тем более будет вам славы, если вы принесете мне через три дня положительные известия. Тогда я удвою обещанное вознаграждение.
— Я сделаю все, что могу.
— Я на это рассчитываю, а теперь сядьте и запишите вкратце все, сообщенное вами.
Жан Жеди с большим аппетитом и нескрываемым удовольствием пообедал с Рене.
Два стакана вина, дозволенные тюремным начальством, окончательно подкрепили его и привели в хорошее расположение духа. Он решил доказать свою благодарность, занявшись сейчас же делами Рене и приведя их к благополучному концу.
— Погодите немного здесь, — сказал он, — я сейчас приведу вам кого надо.
Двор тюрьмы невелик, и Жан Жеди скоро нашел того, кого искал.
— Здравствуй, старина! Послушай, хочешь оказать услугу одному славному малому и в то же время заработать двадцать франков?
— Очень рад. Я услужлив по природе и не откажусь от золотого. В чем дело?
— Пойдем со мной и узнаешь.
Рене Мулен, Жан Жеди и его товарищ отошли в угол.
— Вот о ком я говорил, — сказал Жан Жеди.
— Я очень рад оказать вам услугу, тем более что ваша физиономия мне нравится.
— Благодарю, — сказал, улыбаясь, Рене, протягивая руку.
— Когда ты выходишь?
— Через три дня.
— Утром или вечером?
— Утром. О чем вы хотели меня просить?
— Вынести отсюда письмо и ключ.
— Это возможно. Дальше?
— Передать одной особе…
— А затем?
— Больше ничего.
— Кроме того, — прибавил Жан Жеди, — ты должен прийти сюда и принести нам пачку табаку. Это будет значить, что поручение исполнено.
— Отлично, я отнесу письмо и ключ и пришлю вам четвертку табаку. Даю вам слово, а мое слово чего-нибудь стоит. Вы знаете, что я здесь за продажу билетов, а не за что другое?
— Знаю, что вы честный человек, и потому могу вам сказать, что от данного поручения зависит жизнь и спокойствие одной несчастной женщины и ее дочери. Вы передадите им не богатство, но спокойствие.
— И кроме того, получишь двадцать франков, — прибавил Жан Жеди.
— Ни гроша! Я не хочу денег теперь, когда узнал, в чем дело. Я хочу доставить себе удовольствие сделать даром доброе дело.
Рене стал настаивать, но продавец билетов упрямо отказывался.
— Не будем говорить об этом, — сказал он, — я упрям, как осел; к тому же мы когда-нибудь встретимся, и тогда вы угостите меня завтраком на этот луидор.
— О! Я вас угощу великолепным завтраком: двадцать дюжин устриц и шабли сколько угодно… Решено!
— Но надо подумать, как вынести ваше письмо и ключ, так как при выходе обыскивают.
— В таком случае, все погибло! — с беспокойством воскликнул Рене.
— А ключ велик?
— Нет, он помещается в воротнике пальто, которое на мне.
— Хорошо, я последую вашему примеру. Что касается письма, то я зашью его под кушак панталон. Вы дадите мне все это послезавтра вечером, чтобы вас не видели со мной перед моим выходом, иначе обыск будет более строгим.
— А когда вы исполните мое поручение?
— Тотчас, как выпустят.
— Благодарю. Я дам вам все накануне.
Случайно Жан и Рене спали в одной и той же камере, и постели их стояли рядом.
Жан Жеди мигом заснул, но Рене всю ночь не смыкал глаз, обдумывая письмо, и на другой день утром сейчас же запасся бумагой, чернилами, пером и начал писать:
« Дорогая мадам Леруа! Представьте себе: я еще до сих пор не знаю причины моего ареста, поэтому нахожусь в смертельном беспокойстве, тем не менее думаю, что дело идет о политике и это очень несправедливо, так как я не имею обыкновения вмешиваться в то, что меня не касается.
После нашего свидания на кладбище я ожидал случая, который представился только сегодня, — послать вам письмо, чтобы вы могли, до моего освобождения, начать дело о возвращении честного имени вашему дорогому мужу. Черновик письма, о котором я вам говорил, заключающий в себе драгоценное указание и имя написавшего его, находится у меня в квартире, где еще не было обыска, так как я не назвал адреса.
Вы найдете его в правом ящике письменного стола, ключ от которого остался в замке. Письмо в четырехугольном конверте из синей английской бумаги, запечатанном красным сургучом, на нем написано «Правосудие». Вы должны взять этот конверт вместе с деньгами, которые лежат в столе, и процентными бумагами, которые я поручаю вам, так как принужден буду сказать адрес следователю, после чего последует обыск. Я не хочу, чтобы опечатали мое состояние. Мне придется потом слишком много хлопотать, чтобы получить обратно мое скромное имущество. В одно время с этим письмом я посылаю вам ключ от квартиры. Дверь в нее находится на правой стороне лестничной площадки четвертого этажа, в доме на Королевской площади, номер 24, в котором вы сами жили прежде несколько месяцев.