Сюрприз для двоих
Шрифт:
– Теперь он знает, что я тоже это понимаю, - отмахнулся я.
– Будешь с ним драться?
– Он не придет, - усмехнулся я. Машка насмешливо фыркает. Спорим? я загораюсь азартом.
– На что? теперь и ее глаза загораются. На поцелуй?
– Несерьезно, - отвечаю я, и Светлячок обиженно дуется. Вот тебе поцелуй за так.
Я затаскиваю ее в подворотню и впиваюсь в губы. Пальчики Машки сжимаются на моих плечах, комкая легкую куртку.
– Безобразники! какая-то тетка останавливается напротив нас и не спускает сердитого взгляда. Тут же дети ходят, а вы развратом занимаетесь!
– Не развратом, а просвещением, - отвечаю я тетке, хватаю Машку за руку, и мы со смехом выскакиваем из подворотни, где нас предает анафеме местечковая полиция нравов.
Мы бредем в сторону дома, по-прежнему, держась за руки.
– Так на что спорим? спрашивает Машка.
– А ты, на что хочешь? интересуюсь я.
– Если он придет, то ты в субботу не пойдешь с парнями, а останешься со мной, - я хмыкаю и согласно киваю.
– А если не придет, ты покажешь мне грудь, - заявляю я и хохочу, глядя, как стремительно краснеет Машка. Шучу! выкрикиваю я, уворачиваясь от попытки пнуть меня. Готов ждать, а потом получить весь комплект твоих прелестей разом.
– Железнов, ты меня бесишь! рявкает Машка и снова дуется.
– Ладно, - я обнимаю ее за плечи. Если он не придет, то ты идешь со мной и пацанами в субботу на футбол и будешь там громко за нас болеть.
Она смерила меня суровым взглядом и кивает. Субботы иногда становятся причиной наших споров. С некоторых пор мои пацаны пристрастились играть с другими дворовыми командами. Они часто зовут меня, но Машка обычно ворчит. Затащить ее на наши маленькие матчи еще сложней, чем вырваться из ее коготков. Мой Светлячок не любит это развлечение, потому что количество мата в такие моменты возрастает в разы, и моя воспитанная девочка становится похожа на великомученицу.
– Если опять будешь сильно материться, я с тобой два дня не буду разговаривать, - делает она свое заявление.
– Буду слабо материться, - обещаю я.
– Дима!
– Маша!
– Ну, почему ты такой? сдается Машка.
– Самый лучший? я смотрю ей в глаза невинным взглядом.
– Противный, - не соглашается Светлячок.
– Но любимый? уточняю я.
– Да! рявкает она и с визгом взмывает над землей, подхваченная мной.
А в субботу Машка орала на футбольном матче, в азарте болея за нас до сорванного горла, потому что Илья так и не пришел. А потом два дня со мной не разговаривала, потому что в азарте была не только она
Я сел и огляделся. Вокруг меня царила пасторальная идиллия. Стрекотали кузнечики, порхали бабочки, жужжали жуки. Обалденно пахло подсыхающей травой и луговыми цветами. И тишина Я достал портмоне и вытащил из потайного отделения обрывки старой фотографии, чуть не уничтоженной в порыве пьяной ярости, когда мою душу рвало на миллион частей от боли. Разложил свои пазлы и замер, разглядывая совсем юную девушку в короткой джинсовой юбке - варенке. Ее светлые волосы, подстриженные каскадом, трепал ветер. Она чуть сожмурила один карий глаз, потому что ее слепило яркое солнце. Девушка улыбалась мне
– Дим, ну, долго еще? Машка кривится от яркого солнца.
– Машк , ты почему такая нетерпеливая? возмущаюсь я, то и дело, меняя свое местоположение. Я хочу выбрать лучший ракурс. Нам потом эту фотку детям и внукам показывать, я не хочу краснеть перед ними.
– Железнов, ты когда-нибудь угомонишься? ворчит она, изо всех сил пряча улыбку.
Я смеюсь и в который раз показываю ей раскрытую ладонь. Пять, пять детей и непременно хоть одну девочку. Сказанное когда-то в шутку, превратилось в дразнилку. Впрочем, почему в дразнилку? Машка уже почти согласна на придуманное мной количество детей.
– Я сейчас уйду, - снова возмущенно говорит она, прикрывая глаза ладонью.
– Машк , а я тебя люблю, - говорю я, улыбаясь ей. Больше жизни. Хочешь, с дерева спрыгну?
– Дурак, - она насмешливо смотрит на меня, и я щелкаю затвором фотоаппарата.
– Машк , ты у меня самая красивая, - снова говорю я.
Она смущенно улыбается, и я опять щелкаю
– Машка, - прошептал я, погладив кончиком пальца лицо девушки на фотографии. Моя Машка.
Звонок мобильного вырвал меня из грез. Я мельком взглянул на экран и матернулся вслух. Лилька. Черт, умеет же подгадить момент.
– Лиль, у меня совещание. Перезвоню, - отрывисто сказал я и отключился. Надо быстрей от нее избавляться, - проворчал я и захлопнул дверцу автомобиля.
Минут через сорок я подъезжал к своему офису. Марины не было на своем месте. Удивленно приподняв бровь, я вошел к себе в кабинет. Ирина сидела на моем кресле, закинув ноги на стол. В ее руках я увидел бокал с мартини и усмехнулся.
– Бунт на корабле? поинтересовался я.
Ира сняла со стола ноги и указала мне взглядом на место посетителя. Удивившись еще больше, я сел на предложенный стул, и моя помощница пустила по столу стакан с коньяком.
– Повод? я поднял стакан и сделал глоток.
– За встречу с первой любовью, - усмехнулась Ира, отсалютовав мне своим бокалом.
Я внимательно посмотрел на нее, пытаясь понять происходящее. Ирина отставила бокал в сторону и сложила на столе руки.
– Маринку я отпустила, охране сказала, что у нас не приемный день, так что посетителей не будет. Все важные звонки сделала. Можем пить, - она усмехнулась и снова плеснула себе мартини.
– Ты ненавидишь мартини, - заметил я, делая второй глоток.
– Больше у нас ничего не было, а рисковать и покупать пойло в супермаркете за углом я не хочу, - ответила она.
Я кивнул, принимая ответ. То, что нам предстоит разговор по душам, я уже понял. Подобные посиделки случались крайне редко. Последний раз, наверное, года два назад, когда муж Ирины изменил ей, и я так же усадил ее в своем кабинете. Мы пили и разговаривали. Утром нас нашла охрана. Ирка, пьяная в хлам, спала на моем столе, я в кресле, уютно устроив голову на ее ногах.
– Дима, у тебя дубовая голова, - сказала тогда Ира, когда попыталась встать. Отдавил.