Сюрприз
Шрифт:
— Нельзя делать общие выводы на основе нескольких романтических стишков. — Маттиас раздраженно провел рукой по волосам. — Это ничего не доказывает. В Замаре брак был деловой сделкой, каковой он является и в нынешней Англии.
— Стало быть, вы утверждаете, что замарцы не верили в силу любви, милорд?
— Любовь — это всего Лишь более красивое слово для выражения полового влечения, и я не сомневаюсь, что она была известна замарцам. В конце концов, они были умные люди.
— Любовь и половое влечение — не одно и то же.
— Одно и то
— У меня есть свои наблюдения и свой опыт, — возмутилась Имоджин, — и выводы я делаю совершенно другие, сэр.
Маттиас холодно улыбнулся:
— Вы знаете, что такое половое влечение? Не поделитесь ли своим знанием, мисс Уотерстоун?
— Нет. О таких вещах не распространяются.
— Это верно. Позвольте мне высказать несколько наблюдений, полученных на основании собственного опыта. Я продукт союза, начало которому положила грандиозная плотская страсть. Но когда страсть остыла, остались горечь, гнев и сожаление.
В глазах Имоджин отразилось нечто, похожее на сочувствие. Она порывисто шагнула к Маттиасу, затем в нерешительности остановилась.
— Простите меня, милорд. Я не знала, что это для вас такой больной вопрос,
— К сожалению, было уже слишком поздно расставаться. — Очевидно, Маттиас взял себя в руки, и голос его окреп. — Моя мать была беременна мной. Ее семья настаивала на браке. Семья отца хотела заполучить наследство матери. Это была сделка дьявола. Мой отец так и не простил мою мать. Он заявлял, что она обманом заставила его жениться на ней. Мать же не могла простить отца за то, что он соблазнил ее, а затем обвинил во всех грехах.
— Какое печальное детство у вас было!
В его глазах появилось удивление.
— Напротив, я считаю, что история отношений моих родителей помогла мне многое узнать, мисс Уотерстоун.
— Тем не менее, не приходится сомневаться, что вам был преподан суровый урок. — Внезапно ей пришла в голову новая мысль:
— Вы говорили, что собираетесь вступить в брак сейчас, когда вы получили титул? Попытаетесь найти свое счастье в браке?
— Можете в этом не сомневаться, — твердо сказал Маттиас. — Намерен вступить в брак, который будет построен на более существенной основе, нежели дурацкие романтические бредни и похоть.
— Да, понятно, — пробормотала Имоджин.
Маттиас взял из ее рук голубовато-зеленую чашу и стал сосредоточенно рассматривать.
— Я ищу невесту, наделенную здравым смыслом, а не девчонку, чья голова забита романтическими стишками… Умную, здравомыслящую женщину. Такую, чтобы не бросалась вслед за каждым поэтом со взором горящим.
— Понятно.
Как же она ошибалась в отношении этого человека, с горечью подумала Имоджин. Созданный ее воображением Колчестер Замарский был человеком тонким и романтичным. Реальный же Колчестер был явно консервативен и приземленных взглядов.
— Удивительно, сэр, когда я посылала
— Разве?
— Да. Но сейчас я вижу, что глубоко заблуждалась. Пожалуй, трудно отыскать двух людей, которые столь отличались бы друг от друга, не так ли, милорд?
Маттиас ответил неожиданно сдержанно:
— В некоторых отношениях — пожалуй.
— С моей точки зрения — во всех отношениях. — Едва заметно улыбнувшись, она добавила:
— И я освобождаю вас от вашего обещания, милорд.
— Простите? — бросил хмурый взгляд Маттиас.
— С моей стороны было глупо ожидать, что вы поможете мне осуществить мой замысел. — Имоджин наблюдала за тем, как тонкие, длинные пальцы скользили по замарской чаше. — Вы вполне убедили меня, что не созданы для приключений вроде этого, и я не имею права настаивать на такой услуге.
— Я полагаю, что дал вам понять, что так легко от меня не отделаться, мисс Уотерстоун.
— Что вы хотите этим сказать, сэр?
— Я помогу вам в вашем заговоре. Возможно, я не такой человек, каким вы меня представляли, мисс Уотерстоун, но горю желанием доказать, что я не какой-нибудь слюнтяй.
Имоджин выглядела шокированной.
— Сэр, я вовсе не имела в виду и не собиралась называть вас слюн… гм…
Он поднял ладонь, чтобы остановить ее протест:
— Вы очень ясно все высказали. Вы полагаете, что я слишком осторожный, слабовольный, нерешительный человек. Возможно, какая-то доля истины в этом есть, но я не хотел бы, чтобы меня принимали за отъявленного труса.
— Сэр, и ярлык труса я не собиралась на вас вешать. Некоторой слабости нервной системы не стоит стыдиться. Без сомнения, это семейная черта, как и белая прядь в ваших волосах. Это нечто такое, что выше вас, милорд.
— Слишком поздно, мисс Уотерстоун. Я уже решил, что должен сдержать слово, данное вашему дяде. Лишь таким образом мне удастся сохранить самоуважение.
— Я была потрясена, — призналась Имоджин Горации через два дня, когда они ехали в Лондон в дилижансе. Они были вдвоем, потому что Маттиас уехал на следующий день, получив от Имоджин целый ряд инструкций. — Он делает это лишь для того, чтобы доказать, что у него есть мужество… Боюсь, я задела его, гордость. Я вовсе не хотела этого, но знаешь, меня иногда заносит, если я чем-то увлечена.
— Я бы не стала переживать по поводу уязвленной гордости Колчестера, — возразила Горация. — У него высокомерия хватит на всю его жизнь.
— Хотелось бы в это верить, но я убеждена, что он тонко чувствует.
— Тонко чувствует? Колчестер?
— Я пыталась отговорить его от помощи, но, как видишь, не добилась в этом успеха.
— Колчестер явно настроен содействовать твоей сумасбродной затее… Хотела бы знать, зачем ему это нужно.
— Я уже сказала тебе. Он хочет попытаться доказать себе, что он человек дела. Любому ясно, что он к этой категории людей не относится.